Все было кончено. Выжатый, как губка, монсеньор снова забрался в свою
постель. Ему подали утренний шоколад, распорядительница оделась и приказала
мне следовать за второй женщиной, которая своей сильной жилистой рукой
указала мне на дверь, сунула в ладонь пятьдесят луидоров для Дювержье и в
два раза больше для меня, посадила меня в экипаж и велела кучеру доставить
домой.
На следующий день моим клиентом оказался пятидесятилетний старик, очень
бледный и с очень мрачным взглядом. Вид его не предвещал ничего хорошего.
Прежде чем отвести меня в его апартаменты, Дювержье строго
предупредила, что этому человеку нельзя ни в чем отказывать. «Это один из
лучших моих клиентов, и если ты его разочаруешь, мои дела окончательно будут
подорваны».
Человек этот тоже занимался содомией. После обычной подготовки он
перевернул меня на живот, разложил на кровати и приготовился приступить к
делу. Его руки крепко вцепились мне в ягодицы и растянули их в разные
стороны. Он уже пришел в экстаз при виде маленькой сладкой норки, и вдруг
мне показалось очень странным, что он как будто прячется от моего взгляда
или старается скрыть свой член. Неожиданно, будто обожженная нехорошим
предчувствием, я резко обернулась, и что бы вы думали, я увидела? Великий
Боже! Моим глазам предстало нечто, сплошь покрытое гнойничками… Синеватые
сочащиеся язвочки — жуткие, отвратительные красноречивые признаки
венерической болезни, которая пожирала это мерзкое тело.
— Вы с ума сошли! — закричала я. — Взгляните на себя! Вы хоть знаете,
что это такое? Вы же меня погубите!
— Что?! — процедил негодяй сквозь плотно сжатые зубы, стараясь снова
перевернуть меня на живот. — Это еще что такое? Ты смеешь возражать! Можешь
пожаловаться хозяйке, и она объяснит тебе, как надо себя вести. Ты думаешь,
я платил бы такую цену за женщин, если бы не получал удовольствие, заражая
их? Большего наслаждения мне не надо. Я бы давно излечился, если бы это не
было так приятно.
— Ах, господин мой, уверяю вас, мне ничего об этом не сказали.
С этими-словами я вырвалась, стрелой вылетела из комнаты, нашла
Дювержье и, можете себе представить, с каким гневом набросилась на нее.
Услышав наш разговор, на пороге появился клиент и обменялся быстрым взглядом
с хозяйкой.
— Успокойся, Жюльетта!
— Ну уж нет, будь я проклята, если успокоюсь, мадам! — в ярости заявила
я. — Я не слепая и видела, что этот господин…
— Будет тебе, ты ошиблась. Ты же умная девушка, Жюльетта, возвращайся к
нему.
— Ни за что. Я знаю, чем это кончится. Подумать только! Вы хотите
принести меня в жертву!
— Милая Жюльетта…
— Ваша милая Жюльетта советует вам найти кого-нибудь другого для такого
дела. И не теряйте времени: этот господин ждет.
И не теряйте времени: этот господин ждет.
Дювержье вздохнула и пожала плечами.
— Сударь, — начала она.
Но он, грубо выругавшись, пригрозил уничтожить меня и не пожелал
слушать ни о какой замене; только после долгих и жарких споров он уступил и
согласился заразить кого-нибудь другого. В конце концов дело было улажено,
появилась новая девушка, а я выскользнула за дверь. Меня заменила новенькая
лет тринадцати или около того; ей завязали глаза, и процедура прошла
успешно. Через неделю ее отправили в больницу. Извещенный об этом, гнусный
развратник заявился туда полюбоваться на ее страдания и еще раз получить
высшее удовольствие. Дювержье рассказала мне, что с тех пор, как она его
узнала, у него не было никаких других желаний.
Еще дюжина мужчин с похожими вкусами — правда, все они были в добром
здравии — прошли через мои руки и мое тело в течение последующего месяца, и
мне показалось, что это был один и тот же человек, только разнообразивший
свои прихоти. Затем наступил день, когда меня доставили в дом человека, тоже
содомита, чье распутство отличалось некоторыми особенностями, о которых я
просто не имею права умолчать. Они покажутся вам еще занимательнее, когда
скажу, что одним из этих клиентов был наш дорогой Нуарсей, который через
несколько дней вернется к нам — как раз к тому времени, как я закончу свой
рассказ. Кстати, он с удовольствием послушал бы об этих приключениях, хотя
все их знает наизусть.
Постоянно влекомый в запредельные дали разврата, достойного этого
обаятельного человека, которого все вы знаете и с которым я как-нибудь
познакомлю вас поближе, Нуарсей любил, чтобы жена его присутствовала при его
оргиях и участвовала в них. Должна заметить, что Нуарсей, когда мы
встретились в первый раз, посчитал меня девственницей, и вообще он имел дело
только с нетронутыми девушками, по крайней мере, что касается задней части
тела.
Мадам де Нуарсей была очень грациозная и приятная женщина не старше
двадцати лет. Ее отдали замуж в очень нежном возрасте, а если учесть, что
мужу ее в ту пору было около сорока и что распутство его не знало границ,
можете себе представить, что должно было пережить это трогательное создание
с самого первого дня, как стало рабой этого развратника.
Когда я вошла в будуар, супруги уже были там. Спустя минуту Нуарсей
позвонил, и через другую дверь появились двое юношей семнадцати и
девятнадцати лет. Оба они были почти голые.
— Милая моя девочка, мне намекнули, что ты обладаешь самым великолепным
задом в мире, — начал Нуарсей, обратившись ко мне, когда вся компания была в
сборе. — Мадам, — посмотрел он на жену, — окажите мне такую любезность:
разденьте это сокровище.
— Простите, господин де Нуарсей, — ответила бедняжка, покраснев и
смутившись, — но вы предлагаете мне такие вещи…
— Я предлагаю самые элементарные вещи, мадам, но весьма странно ваше
поведение, как будто вы к ним не привыкли, хотя делаете это уже давно.