Корделли заметил, что я,
не отрывая глаз от прекрасного зрелища, ласкаю сама себя, оттолкнул мою руку
и начал массировать мне клитор, но в следующую минуту снова увлекся
истязаниями и поручил обязанности мастурбатора моей подруге. Я с готовностью
откликнулась на ее ласки, и мы испытали три или четыре извержения во время
экзекуции, которая продолжалась довольно долго и кончилась тем, что оказался
снят весь кожный покров девочки без особого вреда для ее жизненно важных
органов. Но ее положение немного осложнилось, когда в нервы начали впиваться
раскаленные булавки. Крики жертвы стали громче и на целую октаву выше, и
внешний вид ее сделался еще более возбуждающим. Корделли в голову пришла
мысль совершить с ней содомию, это ему удалось и, не переставая
совокупляться, он продолжал, одну за другой, вонзать свои булавки.
Невыносимая боль в конце концов разорвала последние нити, на которых
держалась жалкая жизнь, и девочка испустила дух, получив перед смертью
обильную порцию спермы в свои потроха.
Вслед за тем убийца встал с самым невозмутимым видом и молча оделся;
палачи последовали его примеру и вслед за своим господином и обеими дуэньями
удалились и соседнюю комнату.
— Куда он ушел? — спросила я Дюран, ибо из живых в зале остались мы
одни.
Она неопределенно пожала плечами.
— А что если он замышляет какую-нибудь пакость? Может быть, настанет
наш черед?
— Значит мы получим то, чего заслуживаем.
— Я ничего не понимаю, Дюран. Как тебя угораздило прийти в этот дом,
если ты почти незнакома с хозяином?
— Он очень богат. Меня соблазнило его золото, оно до сих пор не дает
мне покоя. Я уверена, что эта скотина прячет свои богатства где- то здесь.
Если бы только нам удалось убрать его с дороги и ограбить… У меня с собой
есть порошок мгновенного действия. Все можно было бы сделать за один миг.
— Такой поступок, дорогая, расходится с нашими правилами: всегда и
везде уважать порок и истреблять только добродетель. Убив этого человека, мы
лишим мир великого преступника и, возможно, сохраним жизнь тысячам людей;
разве можем мы пойти на это?
— Я совершенно согласна с тобой, Жюльетта. В этот момент вернулся
Корделли в сопровождении своей свиты.
— А мы подумали, где вы пропадаете, добрый наш хозяин. Не иначе, как
творили какие-нибудь злые дела в одиночестве.
— Вы ошибаетесь, — ответил итальянец и широко распахнул двери комнаты,
из которой только что вышел. Это была молельня, оснащенная всеми
непременными атрибутами религиозного культа. — Такой закоренелый злодей, как
я, постоянно осаждаемый ужасными искушениями, должен хотя бы изредка творить
добро, чтобы успокоить гнев божий.
— Вы правы, сударь, — заметила я, — позвольте и нам последовать вашему
заразительному примеру.
Пойдем, Дюран, попросим у Господа прощения за
преступления, на которые вдохновил нас наш хозяин.
Мы вошли в молельню и закрыли за собой дверь.
— Черт меня побери, — сказала я подруге, которую привела туда только
для того, чтобы спокойно обсудить наши складывавшиеся неважно дела. — Черт
меня побери, если я не изменила своего мнения и если этот фанатик не
заслуживает смерти. Ты же видишь, что его мучают угрызения совести, и с
такой слабой душой этот содомит скоро превратится в добропорядочного
человека; кто знает, может быть, мы были свидетелями -его последних деяний
на поприще злодейства? Поэтому я предлагаю как можно скорее покончить с ним.
— Мы легко можем расправиться со всей его оравой. Однако надо оставить
одну из старух, чтобы она вывела нас отсюда; поверь мне, Жюльетта, сокровища
этого богача находятся где-то здесь, в замке, и мы должны найти их во чтобы
то ни стало.
— Сегодня вечером за ним приедут слуги.
— И мы угостим их вином, — подхватила Дюран.
— Вот теперь и мы получили благословление, — объявила Дюран хозяину,
когда мы вернулись. — Кстати, сударь, велите принести чего-нибудь выпить: мы
умираем от жажды.
Корделли дал знак, и старые ведьмы быстро накрыли стол для хозяина и
его подручных. После третьей рюмки вина Дюран незаметно подсыпала порошок в
тарелку Корделли и его палачей, но дуэньи ни к чему не притрагивались, так
что отравить их не было возможности. Не прошло и минуты, как все трое
злодеев сползли со стульев, словно настигнутые гневом небесным. Дюран
выхватила кинжал и, поражая в самое сердце старуху, которая казалась
особенно недоверчивой и недоброжелательной, прибавила:
— Ступай следом за своими сообщниками, старая карга; если бы твой
хозяин был настоящим злодеем вроде нас, мы бы его не тронули. Но коль скоро
он верит в Бога, пришлось отправить его к дьяволу — у нас не было другого
выхода. Ну, а тебе, — продолжала она, обращаясь ко второй дуэнье, которая
испуганно уставилась на нас, дрожа всем телом, — тебе мы оставим жизнь, если
ты нам поможешь. Прежде всего надо выбросить в море эти трупы, потом вместе
с тобой мы перероем весь замок и найдем деньги. Теперь скажи, есть здесь еще
кто-нибудь?
— Клянусь, сейчас никого, — ответила карга. — Из слуг в доме я одна.
— Что ты имеешь в виду? Выходит, кроме слуг здесь есть еще кто-нибудь?
— Я так думаю; здесь могут быть пленники. Обещайте не убивать меня, и я
покажу вам весь дом.
Когда трупы были сброшены в Море, мы спросили старуху, часто ли
наведывался сюда Корделли.
— Раза три на неделе, — отвечала она.
— И всякий раз здесь творилась такая резня?
— Вы же сами все видели. А теперь я покажу вам темницы, может быть,
кто-то остался.
В подвалах, на глубине не менее двадцати метров, злодей держал взаперти
свои жертвы.