Мы выпороли их самым
немилосердным образом несмотря на громкие жалобы и крики; мы били их до тех
пор, пока новый поток семени не утолил нашу ярость. После этого неутомимая
злодейка возбудилась еще сильнее и предложила мне провести ночь в ее
постели, где мы до утра предавались самым изощренным утехам. Пожалуй,
искуснее всего моя новая наперсница лизала задний проход: ее гибкий и в то
же время твердый язык творил настоящие чудеса, и ни один палец не мог бы
сравниться с ним.
Досадная заминка, случившаяся с нехваткой женского персонала,
заставила-таки Дюран согласиться на мое давнее и настойчивое предложение. Мы
наняли еще двоих очаровательных девиц и договорились еще с несколькими
десятками о том, что они будут готовы в любое время дня и ночи прийти нам на
помощь.
Извращения, которым мы были свидетелями, извращения, которым
предавались в нашем доме клиенты обоего пола, множились с каждым днем.
Несмотря на мой немалый опыт в подобных делах я продолжала учиться и
признаюсь, до тех пор даже не предполагала, что человеческое воображение
способно дойти до таких высот развращенности и злодейства. То, что я видела
своими глазами, не поддается описанию; если выразить это одним словом, я
увидела бездонную пропасть ужасов и мерзостей, в которую увлекает человека
либертинаж. Я поняла, насколько страшен и опасен может быть человек,
обуянный страстью, и могу со знанием дела утверждать, что самые жестокие и
самые дикие звери никогда не доходят до столь чудовищных поступков. Влияние,
которым мы пользовались, спокойная обстановка, безупречный порядок,
беспрекословное повиновение прислуги, исключительная легкость, с какой
посетитель получал все средства предаваться мыслимому и даже немыслимому
разврату — все это вдохновляло стыдливого человека, все это воспламеняло пыл
человека опытного, и любой посетитель мог быть уверенным, что мы .разожжем,
поддержим и удовлетворим любые страсти, какими бы фантастическими они ни
были и каких бы крайностей они ни достигали.
Итак, друзья мои, я говорила прежде и хочу сказать еще раз: если вы
хотите узнать человека по-настоящему, вы должны понаблюдать его поведение в
минуты страсти, ибо только тогда можно философски понять и оценить его
характер, обнажающийся всецело, во всех самых сокровенных проявлениях;
только увидев человека в эти интимные минуты, можно предсказать последствия
порывов его души.
Мы старались обходиться без убийств, однако настолько многочисленны
были приверженцы этой прихоти, настолько часто к нам обращались с подобными
просьбами, и люди с такой щедростью готовы были платить за это, что нам
пришлось установить цену за удовлетворение этой, в общем-то вполне
естественной страсти кровожадного человечества.
За тысячу цехинов вы
получали в нашем доме право совершить смертоубийство любым доступным вашему
воображению способом, выбирая любую жертву — юношу или девушку, мальчика или
девочку.
Чтобы самим наслаждаться развлечениями гостей и стимулировать тем самым
свое воображение, мы с Дюран устроили для себя наблюдательный пункт в тайном
алькове, откуда, оставаясь невидимыми, мы могли видеть все, что происходит в
будуарах, и надо признать, что эти зрелища были поистине бесценными в смысле
поучительности. Если гости не смущались нашим присутствием, мы выходили из
укромного алькова и с удовольствием присоединялись к сладострастным оргиям
безудержного разврата. Благодаря моему возрасту и моей внешности меня часто
предпочитали нашим наемным предметам наслаждения, и в таких случаях, если,
конечно, мне нравился клиент, я без раздумий проституировала собою. Наши
гости нередко требовали услуг Дюран, чему способствовали ее необыкновенные
вкусы, странные прихоти, склонность к преступлениям и ее прелести, хотя
последние уже находились в стадии увядания. А случалось, что нас приглашали
вдвоем, и.. одним богам известно, что творилось тогда в будуаре!
Как-то раз заявился отпрыск одного из знатнейших венецианских семейств.
Этого развратника звали Корнаро.
— Меня привела сюда неодолимая страсть, — без обиняков сказал он. — Я
должен объяснить ее вам со всеми подробностями.
— Говорите, синьор, мы не отказываем никому.
— Тогда, дорогая, вот в чем дело: я желаю содомировать семилетнего
мальчишку, который должен лежать в объятиях своей матери и своей тетки. В
это время обе женщины должны точить хирургические инструменты моего доктора,
который в момент кульминации вскроет мальчику череп. После операции я буду
сношать мать, лежащую на теле сына, а доктор теми же инструментами
ампутирует ей ягодицы; мы зажарим их и съедим все вместе, включая и вас,
причем это мясо будем запивать самым тонким коньяком.
— Какие ужасы вы говорите, сударь!
— Да, это ужасно, но только таким способом я могу получить эрекцию: чем
ужаснее будет процедура, тем сильнее она меня возбуждает; вся беда в том,
что она никогда не бывает именно такой, какой я хотел бы ее видеть, а в
остальном я считаю себя счастливым человеком.
В назначенный день он пришел вместе со своим хирургом и с парочкой
здоровенных копьеносцев и сразу удалился вместе с ними в отдельную комнату,
сказав, что позовет меня, когда я понадоблюсь. Я поспешила к своей смотровой
щели и получила огромное удовольствие от мерзкого зрелища, которое предстало
моим глазам и которое я воздержусь описывать.
Два часа спустя пригласили меня, и я увидела трогательную картину:
ребенок, захлебываясь от рыданий, лежал на руках матери, которая покрывала
его нежными поцелуями и орошала горькими слезами. Хирург и оба содомита
сидели за столом и пили вино, а молодая тетка тихо плакала, обняв свою
сестру.
— Разрази меня гром, — воскликнул венецианец, — вы видели когда-нибудь
такую прекрасную сцену? — Потом еще раз взглянул на несчастных и изобразил
удивление: — А откуда эти слезы? Ага, ты плачешь, сука, потому что я
собираюсь убить твоего сына? Но зачем тебе этот ублюдок, если он уже вышел
из твоей утробы? Ну хватит, давайте приступим; ты, Жюлкетта, займись одним
из этих козлов, а я возьму на себя второго: я ни на что не способен, пока в
моей заднице не будет торчать член.