Наконец, наступил рассвет,
появилась маркиза, мы оделись и поспешили по домам, молясь о том, чтобы у
мужей наших не возникло и тени сомнения в том, что их жены провели всю ночь
не на балу. Вдохновленная первым успехом, я позволила во второй раз увезти
себя в тот страшный дом и, умело соблазняемая порочной маркизой,
развлекалась не только с женщинами, но и с мужчинами, и мое поведение
поразило даже меня самое. После нескольких визитов меня начали одолевать
угрызения совести, ко мне воззвала моя несломленная еще добродетель, и я с
благодарностью вернулась под ее защиту, поклявшись жить так, как
приличествует честной женщине; я прожила бы так всю жизнь, если бы не вы,
которая благодаря своим чарам, талантам, обходительности и красоте способна
заставить забыть на алтаре Любви любые клятвы, которые опрометчиво даются на
верность добропорядочности.
— Послушайте меня, прекрасная синьора, — обратилась я к герцогине, —
данная вами клятва на верность добродетели — это действительно опрометчивый
поступок, за который Природа не поблагодарит вас, ибо не для честной жизни
создает она нас, дорогая моя, а для совокупления, и мы оскорбляем ее,
презирая ее цели, а когда отказываемся распутничать, мы открыто восстаем
против ее воли. Если тот чудесный дом еще существует, я умоляю вас вернуться
туда; я никогда не завидовала счастью своих подруг, но теперь прошу
позволения сопровождать вас и разделить ваши радости.
— Это уже невозможно: та женщина продала свой дом примерно год тому
назад и покинула Рим, но здесь есть и другие возможности для наслаждений.
— Так отчего не воспользоваться ими?
— Я чувствую себя все меньше и меньше свободной, мой супруг почему-то
проявляет ко мне необычный интерес и становится ревнивым; я даже боюсь, как
бы он не заподозрил, что между мною и вами существуют какие-то отношения.
— От такого человека необходимо избавиться.
— Избавиться?!
— Естественно. Вы должны убрать его с дороги.
— Что за ужасы вы говорите!
— Нет никаких причин ужасаться. Каждый день кто-то избавляется от
мужчин и убирает их с дороги. Самый главный из законов Природы гласит:
избавляйся от всего, что тебе мешает или просто не нравится; убийство мужа —
это вовсе не преступление, и я однажды совершила его без малейшего колебания
и сожаления; мы должны думать только о себе, но не о ком другом. Человек
никоим образом не связан с другими людьми, поэтому должен сближаться только
с теми, кто ему по сердцу, и избегать тех, кто ему противен. Нельзя измерять
одной мерой жизнь существа, которого я нахожу неприятным и который мешает
мне, и мои собственные интересы. Неужели я — настолько враг своему
благополучию, чтобы дать возможность жить негодяю, заставляющему меня
страдать? Я нарушу все заповеди Природы, если не покончу с тем, кто
намеренно разрушает мое счастье.
Неужели я — настолько враг своему
благополучию, чтобы дать возможность жить негодяю, заставляющему меня
страдать? Я нарушу все заповеди Природы, если не покончу с тем, кто
намеренно разрушает мое счастье. Вы посмотрите, что происходит на земле:
моральные и политические убийства допускаются, более того — оправдываются, а
вот убийства по личным мотивам — осуждаются! Это не только несправедливо —
это преступно. Знаете, Онорина, такие предрассудки в высшей степени смешны и
нелепы, и вы должны быть выше их. Тот, кто хочет быть счастлив в этом мире,
должен, не раздумывая, отшвырнуть все, все абсолютно, что стоит на его пути,
и обязан приветствовать все, что служит или угождает его страстям. Может
быть, вам недостает для этого средств? Я могу дать их вам.
— Это ужасно, что вы предлагаете! — вскричала герцогиня. — Я не люблю
господина Грийо и заявляю об этом прямо и честно, но я его уважаю; он —
опора моей неопытности и молодости, его ревность служит мне защитой, ибо в
противном случае, потеряв всякое чувство меры, я бы сломя голову бросилась в
разгул и непременно угодила бы в ловушки, щедро разбросанные на пути
разврата…
— О дитя, какую чушь вы несете! — не выдержала я. — Все это голая
софистика и признак вашей слабости. Неужели вы хотите сказать, что если
кто-то не дает вам наслаждаться радостями жизни, дарованными природой, вы,
вместо того, чтобы прекратить это безобразие, должны удвоить тяжесть цепей,
которые он надел на вас? Ах, Онорина, будьте же тверды и благоразумны и
разорвите эти унизительные цепи. Ведь все это следствие моды и эгоистической
политики, так что же вы видите в этом хорошего, скажите на милость? Презрите
их, прокляните их, наплюйте на них в конце концов — лучшего они не
заслуживают. В этом мире красивая женщина не должна молиться иному богу,
кроме удовольствия; не должна иметь иных физических обязанностей, кроме как
принимать восхищенное поклонение; не должна обладать иными добродетелями,
кроме желания плотских утех, иными моральными обязательствами, кроме как
следовать властному зову своих желаний. Прежде всего вам надо завести себе
ребенка, — и неважно, кто бросит семя в ваше чрево, — чтобы сохранить
контроль за состоянием своего супруга. После этого мы попотчуем вашего
идиота чашечкой волшебного бульона, затем мы обе — вы и я — погрузимся в
сладостные волны самого жестокого и чудовищного удовольствия — удовольствия
самого жестокого чудовищного сорта, потому что оно — самое приятное из всех,
которые придуманы для нашего наслаждения и наслаждаться которыми мы созданы;
жестокого и чудовищного удовольствия, которого вы не можете лишить себя без
того, чтобы в один прекрасный день вас не призвали за это к ответу перед
судом Разума и Природы.
Эта целомудренная натура осталась глуха к моим вдохновенным речам,
возможно, то была единственная женщина, которую мне не удалось совратить.
Наступил момент, когда я потеряла терпение и сдалась: это был момент моего
решения уничтожить герцогиню.