— Теперь ответь мне на такой вопрос, — сказал Нуарсей, когда мы оба
несколько успокоились, — может ли что-нибудь в мире сравниться с
удовольствием, которое приносит преступление? Знаешь ли ты что-нибудь, что
слаще духа злодейства?
— Нет, друг, мой, я не знаю ничего подобного.
— Так давай жить злодейством до конца дней, и пусть ничто на свете не
свернет нас с этого пути. Не будем уподобляться несчастным, которые,
снедаемые угрызениями совести, отчаянно барахтаются в поисках отступления, в
равной мере подлого и неразумного, и бесполезного, ибо они нерешительны и
трусливы в своих действиях, и на новом поприще они не будут удачливее и
счастливее, чем в сфере зла, которое так опрометчиво отвергли. Счастье
зависит от твердости духа, оно недоступно тому, кто всю свою жизнь
шарахается из стороны в строну.
Мы провели неделю в сельском поместье Нуарсея и каждый день прибавляли
к своему списку несколько новых мерзостей. Как-то раз по настоянию хозяина я
испробовала на себе одну из страстей императрицы Теодоры, жены Юстиниана,
Это было так: я легла на траву, двое крестьянок посыпали ячменными зернами
мою промежность, следя за тем, чтобы они попали и на нижние губки; потом из
скотного двора пригнали дюжину крупных гусей, которые начали клевать зерно,
вызывая настолько сильное раздражение в моих гениталиях, что когда кормление
закончилось, мне просто необходимо было совокупиться. Нуарсей предвидел
такой результат и приготовил для меня пятьдесят своих челядинцев, которые
вознесли меня на самые вершины блаженства. Он тоже захотел испытать трюк с
гусями на своей заднице, после чего заявил, что ощущение от клювов острее и
приятнее, чем от порки. К этим невинным шалостям он добавил более серьезное
преступление: приказал учителю и учительнице из соседнего городка привести к
нему по тридцать учеников и учениц, собрал вместе детей обоего пола в своем
замке и добился того, что мальчики лишили невинности всех девочек; он
закончил это развлечение всеобщей поркой и содомией и наконец отравил всю
толпу.
— Друг мой, — сказала я ему после этого события, — все это детские
шалости; неужели мы не в состоянии совершить нечто необыкновенное и увенчать
наши оргии достойным образом? Жители города берут воду из колодцев, у меня
есть снадобья, которые оставила Дюран, их хватит, чтобы отравить за два дня
все население, и я обещаю, что со своими служанками произведу здесь
настоящее опустошение. — Я сопровождала свои вкрадчивые слова настойчивыми
ласками, и Нуарсей не устоял.
— Черт меня побери, — так ответил он, не в силах сдержать извержение,
когда услышал столь замечательный план. — В самом деле, Жюльетта, Природа
дала тебе нечеловеческое воображение. Делай, что задумала, мой ангел, и
пусть моим ответом послужит этот бурный поток, который ты из меня выжала.
Вам известно, что слова мои никогда не расходятся с делом.
Вам известно, что слова мои никогда не расходятся с делом. Четыре дня
спустя полторы тысячи человек были похоронены на городском кладбище, почти
все они скончались в таких жестоких муках, что оставшиеся в живых слышали их
отчаянные мольбы о скорейшей смерти. Небывалое бедствие было приписано
неожиданной и неизвестной эпидемии, а невежество местных лекарей защитило
нас от подозрений. Когда мы возвращались в столицу в двухместной карете, я
потеряла счет оргазмам, которые мы испытывали в объятиях друг друга.
Теперь, друзья мои, вы видите перед собой самую счастливую женщину на
свете; я безумно люблю злодейство и заявляю об этом со всей прямотой и
ответственностью; только злодейство и ничего, кроме злодейства, не
возбуждает мои чувства, и я останусь ему верна до конца своих дней. Я
свободна от всех религиозных страхов; осмотрительность и богатство избавляют
меня от вмешательства закона, и никакая сила, ни человеческая, ни небесная,
не может стать преградой на пути моих желаний. Прошлое воодушевляет меня,
настоящее подвигает меня на новые дела, а будущего я совсем не боюсь,
поэтому надеюсь, что за оставшуюся жизнь я превзойду все, что совершила в
молодые годы. Природа сотворила нас не для чего иного, кроме как для
наслаждения, она сделала землю сценой для наших развлечений, а ее жителей —
нашими игрушками, предметами нашего удовольствия, ибо удовольствие есть
всеобщий, универсальный движитель и закон жизни. Я допускаю, что незавидна
участь жертв, но без них никак нельзя, наш мир разлетелся бы на куски, если
бы не было высшего промысла, который устанавливает равновесие в мироздании;
только благодаря злодеяниям поддерживается естественный порядок, только
таким путем Природа восстанавливает то, что каждодневно утрачивается в этой
системе из-за нашествий добродетели. Стало быть, творя зло, мы повинуемся
Природе, между тем как наше неприятие зла есть единственное преступление,
непростительное в ее глазах. Да, друзья мои, давайте всем сердцем примем эти
принципы, в осуществлении которых заключены единственные на земле истоки
счастья.
Такими словами мадам де Лорсанж заключила рассказ о своих приключениях,
скандальные и чудовищные подробности которых не один раз вызывали слезы у
внимательно слушавшей Жюстины. Шевалье и маркиз также были взволнованы, но
совсем по-иному, и их раскаленные, побагровевшие члены, извлеченные из
панталон, показали, сколь различны были чувства, которые их обуревали. Оба
они уже собирались приступить к утехам плоти, когда вошедший дворецкий
доложил о возвращении Нуарсея и Шабера — читатель, очевидно, помнит, что они
на несколько дней отлучились в деревню по своим делам, предоставив графине
возможность познакомить двух новых друзей с событиями ее жизни, которые были
уже известны нашим старым знакомым.
Слезы, смочившие щеки несчастной Жюстины, ее трогательный опечаленный
вид, красноречиво свидетельствовавший о том, как она страдает, ее врожденная
скромность и добродетельность, которая сквозила в каждой черточке ее нежного
лица, — все это чрезвычайно разожгло похоть Нуарсея и служителя церкви, и
они заявили в один голос, что сию же минуту должны утолить свои мерзкие и
жестокие прихоти.