Поэтому не
удивляйся, если встретишь в женщинах подобные вкусы. Некий Брантом с
очаровательной любезностью предлагает нам многочисленные примеры подобных
прихотей {Первый том «Жизнеописаний галантных дам», Лондонское издание 1766
г. Возможно, следовало бы привести кое-какие цитаты из этого ученого труда,
но мы воздержимся по двум причинам: во-первых, цитаты загромождают книгу,
во-вторых, Брантом сухо описал то, что мы намерены изобразить во всех
красках. (Прим. автора)}. Так, он описывает одну знатную даму, столь же
красивую, сколько богатую, которая за несколько лет вдовства дошла до
удивительного нравственного падения. Она устраивала званые вечера,
приглашала на них только девушек из высшего общества и только исключительной
красоты; самое большое ее удовольствие состояло в том, что она раздевала
приглашенных и жестоко избивала их. Чтобы иметь хоть какой-то предлог, она
обвиняла их в каких-нибудь надуманных проступках, потом порола розгами и с
наслаждением смотрела, как они корчатся и извиваются от боли; чем больше они
страдали, чем громче были их мольбы, чем обильнее лилась кровь, тем больше
наслаждалась эта дама. Иногда она оголяла только их задницы, задрав им юбки,
отчего удовольствие ее возрастало и становилось глубже, чем если бы жертва
была обнажена полностью.
Далее Брантом, этот благороднейший человек, сообщает, что и сам он
испытывает аналогичное удовольствие, подвергая порке свою собственную жену.
Он же уверяет, что знавал одну женщину, имевшую привычку пороть свою
дочь дважды на день и не за какой-нибудь проступок, а единственно из
удовольствия смотреть на ее страдания. Когда девочке исполнилось
четырнадцать, она стала еще сильнее возбуждать похоть матери, и та не могла
выдержать и четырех часов без того, чтобы не выпороть ее до крови. Впрочем,
подобных примеров предостаточно и в наши дни: скажем, наш общий друг Сен-Фон
никогда не упускает случая устроить порку своей дочери.
— Мне тоже приходилось испытать его наклонности на своей шкуре, —
заметила я, — и, признаться, я не прочь когда-нибудь оказаться на его месте.
Знаете, Клервиль, я так мечтаю следовать вашему примеру и хочу стать такой
же, как вы, если это вообще возможно. С нынешнего дня Жюльетта не узнает
счастья до тех пор, пока ваши пороки не сделаются моими.
В этот момент вошли четверо вызванных мною девушек; они были обнажены
сообразно желанию моей новой подруги и, должна признать, являли собой весьма
возбуждающую картину. Старшей не было и восемнадцати, самой младшей —
пятнадцать; у всех четверых было безупречной красоты тело и очаровательное
лицо.
— Отличный товар, — одобрительно кивнула Клервиль, внимательно осмотрев
каждую.
Они принесли с собой розги, и Клервиль, так же придирчиво, осмотрела
инструменты экзекуции.
— Очень хорошо, начнем по возрасту. Первой будешь ты, — указала она на
самую молодую, — подойди ко мне и становись на колени.
— Мне тоже приходилось испытать его наклонности на своей шкуре, —
заметила я, — и, признаться, я не прочь когда-нибудь оказаться на его месте.
Знаете, Клервиль, я так мечтаю следовать вашему примеру и хочу стать такой
же, как вы, если это вообще возможно. С нынешнего дня Жюльетта не узнает
счастья до тех пор, пока ваши пороки не сделаются моими.
В этот момент вошли четверо вызванных мною девушек; они были обнажены
сообразно желанию моей новой подруги и, должна признать, являли собой весьма
возбуждающую картину. Старшей не было и восемнадцати, самой младшей —
пятнадцать; у всех четверых было безупречной красоты тело и очаровательное
лицо.
— Отличный товар, — одобрительно кивнула Клервиль, внимательно осмотрев
каждую.
Они принесли с собой розги, и Клервиль, так же придирчиво, осмотрела
инструменты экзекуции.
— Очень хорошо, начнем по возрасту. Первой будешь ты, — указала она на
самую молодую, — подойди ко мне и становись на колени. А теперь моли о
пощаде и проси прощения за свое вчерашнее поведение.
— Вчерашнее поведение? Я не понимаю, мадам… Тогда Клервиль хлестко
ударила ее по щеке.
— Повторяю еще раз: вчера ты очень дурно себя вела. Проси же прощения.
— Ах да, мадам, — пробормотала девочка, падая на колени, — великодушно
прошу вас простить меня.
— Но я не намерена прощать тебя, пока не накажу. Поднимайся и
поворачивайся ко мне задом.
Вначале Клервиль легонько, почти нежно, похлопала по прелестным
ягодицам ладонью, затем ударила с такой силой, что на теле девочки
отпечаталась красная пятерня. По щекам бедняжки потекли слезы. Она не
ожидала такого поворота, так как прежде ничего подобного с ней не случалось.
Клервиль пожирала ее глазами и с наслаждением слизывала слезы, катившиеся из
детских испуганных глаз. А в глазах моей подруги загорелся похотливый
огонек, дыхание ее участилось, стало хриплым, грудь высоко вздымалась, и я,
кажется, слышала гулкие удары ее сердца. Она приникла губами ко рту своей
жертвы, обсосала ее язык, потом, возбуждаясь все сильнее, еще раз очень
сильно ударила ее по ягодицам, затем еще и еще раз.
— Ах ты, маленькая стерва, — процедила Клервиль сквозь зубы. — Я
видела, чем ты вчера занималась: ласкала мужские члены, и не вздумай
отпираться. Я не выношу таких мерзостей, потому что уважаю примерное
поведение в людях и тем более ценю скромность в юных девушках.
— Клянусь вам, мадам…
— Не клянись, потаскуха, и довольно извиняться, — оборвала девочку
Клервиль, безжалостно ущипнув ее за грудь. — Виновна ты или нет — это уже не
имеет никакого значения, потому что я должна развлечься. Ничтожные создания
вроде тебя годятся только для того, чтобы доставлять удовольствие таким
женщинам, как я.