«Мемуары маркизы де Френ», «Глоссарий
знаменитых людей» и другие источники. (Прим. автора)}.
Так пусть же эта великая женщина послужит тебе примером, дорогая,
потому что лучшего я предложить не могу.
— Я знаю наизусть всю историю жизни этой выдающейся личности, —
ответила я, — и давно мечтаю пойти по ее стопам. Но, любезный друг мой, мне
бы хотелось иметь более современную модель для подражания: я хотела бы,
чтобы она была много старше и опытнее меня, чтобы меня страстно любила и
имела такие же, как у меня вкусы и страсти, чтобы мы могли мастурбировать
вместе и удовлетворять друг друга, чтобы она смотрела сквозь пальцы на все
прочие мои безумства; пусть даже она будет в чем-то выше меня, но не
пытается надо мной властвовать; пусть дает мне мудрые советы, потакает моим
капризам и прихотям; наконец, пусть она будет безмерно опытна в распутстве,
нерелигиозна и беспринципна, чужда добропорядочности и добродетели и
обладает пылким умом и ледяным сердцем.
— У меня как раз есть то, что тебе надо, — отвечал Нуарсей, —
тридцатилетняя вдовушка, очаровательная, да нет — просто красавица, с гнилым
и злобным нутром — короче, обладательница всех перечисленных тобой качеств,
и она окажет тебе неоценимую помощь в жизни. Она сможет заменить меня в роли
твоего наставника, ведь ты понимаешь, что, поскольку мы теперь почти
разлучены, я не смогу с прежним рвением оказывать тебе всяческие услуги.
Женщину эту зовут мадам де Клервиль, она владеет миллионами, знает всех,
кого стоит знать, и все, что только возможно познать, и я убежден, что она
согласится взять тебя под свое крыло.
— Вы слишком добры ко мне, несравненный Нуарсей, но это еще не все, мой
друг: я хочу поделиться своим знанием с другими, я чувствую в себе
настоятельную потребность в том, чтобы учиться, и искреннее желание учить
других; я должна иметь учителя, это правда, но я хочу иметь и ученицу.
— Разумеется. Что ты скажешь насчет моей невесты?
— Что?! — Я вытаращила глаза. — Вы хотите доверить мне воспитание
Александрины?
— Разве могу я отдать ее в более надежные руки? Буду счастлив, если ты
займешься ею. Кроме того, таково желание Сен-Фона; он хочет, чтобы она
близко сошлась с тобой.
— А что служит причиной отсрочки свадьбы?
— Ты же знаешь, что я в трауре по последней жене.
— Стало быть, вы подчиняетесь условностям?
— Иногда, просто ради видимости, хотя это жутко мне не нравится.
— Еще один вопрос, дорогой Нуарсей: вы уверены, что женщина, с которой
вы собираетесь меня познакомить, не станет моей соперницей?
— Ты имеешь в виду твое положение в глазах Сен-Фона? Не беспокойся:
Сен-Фон знал ее еще до того, как встретился с тобой, он и теперь
развлекается с ней, но мадам де Клервиль не согласится принять на себя твои
функции, а со своей стороны министр не будет воспринимать ее так, как тебя.
— Я обожаю вас обоих, и ваше благородство по отношению ко мне будет
сторицей вознаграждено моим усердием на службе вашим страстям. Повелевайте,
приказывайте — я буду счастлива служить инструментом вашего распутства и
оружием ваших злодейств.
Своего любовника я снова увидела только после того, как исполнила
предназначенную мне роль. Накануне условленного дня я постаралась внушить
себе твердость и непреклонность, а наутро пришел старый господин. Прежде чем
мы сели за стол, я употребила все свое искусство, пытаясь изменить к лучшему
его мнение о сыне, и скоро обнаружила, что примирения между ними быть не
может. Поэтому я поспешно переменила курс: ведь если бы примирение
состоялось, я упустила бы возможность совершить преступление, к которому
была полностью готова, а также потеряла бы миллион с лишком франков,
обещанных мне. Поэтому я покончила с переговорами и приступила к делу.
Подсыпать порошок было детской забавой, старик рухнул без чувств, его
поспешно увезли, и два дня спустя я с удовольствием узнала, что он скончался
в страшных муках.
Не прошло и часа после его кончины, как его сын пришел в мой дом на
очередной ужин. Из-за плохой погоды нам пришлось устроиться внутри, и
единственным гостем был Нуарсей. Я подготовила троих девочек от тринадцати
до пятнадцати лет неописуемой красоты, полученных от одного парижского
монастыря по цене в сто тысяч франков за штуку; это было дорого, но
торговаться я перестала с тех пор, как Сен-Фон обещал возместить все мои
расходы.
— Эти создания, — представила я их министру, — утешат вас за потерю,
которую вы только что пережили.
— Я не нуждаюсь в утешении, — ответил министр, целуя меня, — и с
превеликой радостью посылал бы на смерть дюжину таких праведников ежедневно,
жалею я только о том, что он мало мучался — этот презренный шут.
— Однако должна признать, — сказала я, — что мне так и не удалось
убедить его.
— Ты правильно сделала, что не уговорила его: я просто содрогаюсь при
мысли, что эта тварь могла продолжать свое существование. Мне даже жаль, что
пришлось похоронить его, правда, я испытал удовольствие от того, что его
труп обратится в навоз и послужит пищей червям.
И тут же, будто желая поскорее забыть случившееся, распутник перешел к
своему излюбленному занятию, благо, что три мои служанки были под рукой.
Самый придирчивый критик не обнаружил бы в них никакого изъяна: размеры,
формы, происхождение, материальное положение, молодость, внешность — все
было в самом лучшем виде, однако же я заметила, что ни один из моих друзей
ничуть не возбудился: очевидно, пресыщенность не так-то легко перебороть;
было ясно, что оба чем-то недовольны, хотя ни в чем не упрекнули меня.
— Если эти девочки вас не устраивают, — начала я, — скажите прямо, ведь
я никак не могу понять, что вы хотите.