Он так и просил передать, если ты появишься, чтобы
ты ждал его по тому адресу, который по его просьбе указала в записке моя
жена, и ни о чем не беспокоился, а главное — не вздумай больше разыскивать
его.
— Ну ладно, — сказал лакей, — я так и сделаю и отошлю карету обратно.
— Совершенно верно. Вот возьми деньги — это он просил передать тебе, а
о хозяине не беспокойся: он в надежных руках, а дня через три сам придет за
тобой.
Слуга с экипажем исчезли, а я со своей сообщницей стал думать, как
поступить дальше.
— Давай действовать по первоначальному плану, — предложил я. — Сначала
избавимся от Вильнея, затем нам не составит никакого труда прикончить и
лакея; таким образом, мы заполучим карету, лошадей и прочий его багаж,
которые не фигурировали в прежнем договоре.
Тело родившегося под несчастной звездой молодого человека было
разрублено на кусочки, которые мы обратили в пепел в жарком камине, и скоро
от коммерсанта не осталось никаких следов; а мы, возбудившись от ужасного
своего дела, провели остаток ночи в самых мерзких утехах. Наутро я один
отправился в гостиницу «Английское воинство».
— Дружище, — сказал я лакею, — я получил указание от твоего господина
проводить тебя в загородный дом, где он сейчас находится; это в двух лье
отсюда; все вещи можешь оставить здесь, но предупреди, чтобы их не трогали и
отдали мне, потому что Вильней велел забрать их позже. А теперь нам надо
торопиться.
Мы вышли из города, и когда оказались в пустынном месте, я пустил пулю
в голову несчастного и добавил при этом:
— Ступай искать своего господина в аду, куда попадает каждый, у кого
есть деньги, но недостает ума отдать их добровольно, не дожидаясь, пока их
отберут силой.
Я ногой столкнул мертвое тело в овраг и, закончив свою операцию,
повернул обратно в город, но тут увидел в отдалении девочку-подростка,
которая пасла стадо овец.
«Эге, она могла заметить меня, — с беспокойством подумал я, —
наверняка, она все видела… Ну что я медлю, в конце концов?»
Я схватил маленькую пастушку, замотал ей голову шарфом и изнасиловал
ее; в течение нескольких минут она лишилась невинности в обоих местах, и
пуля вошла ей в голову как раз в тот момент, когда я испытал оргазм в ее
заднем проходе.
Очень хорошо, что я сделал это, думалось мне, ибо это самый верный
способ избавиться от свидетеля; и я медленно пошел в гостиницу «Английское
воинство», где велел запрячь лошадей Вильнея, сложил в экипаж его вещи и
вернулся к себе.
Эмма встретили меня молча, чем я был немало озадачен.
— У тебя, очевидно, шалят нервы? — недовольно спросил я.
— Меня очень беспокоят последствия, — ответила она.
— Прежде чем
приехать в Стокгольм, Вильней наверняка предупредил своих знакомых, и они
будут искать его по всем гостиницам, начнут задавать вопросы, и все в
конечном счете откроется. Поэтому нам надо как можно быстрее бежать из этой
страны, где все пугает меня.
— Эмма, я думал, что ты сильнее; если ты будешь скрываться всякий раз,
совершив какой-нибудь незначительный поступок, ты не будешь знать ни минуты
покоя. Будет тебе, дорогая, выбрось все свои страхи; Природа, стремящаяся к
преступлениям, бережет тех, кто их совершает, и очень редко карает их. У
меня есть рекомендательные письма ко многим известным личностям в Швеции, я
собираюсь представиться им, и будь уверена, что среди этих новых знакомых
найдется немало людей, которые предоставят нам и средства и возможности для
новых злодейств; я согласен с тобой, что нам следует быть осторожными, но не
будем бежать от счастливой судьбы, которая нас ожидает.
В те времена все Шведское королевство потрясали раздоры между двумя
влиятельными партиями; одна из них, недовольная двором, мечтала захватить
власть, другая, во главе с Густавом II, стремилась продлить свое господство;
к этой второй партии примыкал двор и все, что было связано с ним. Первую
партию представляли сенат и определенная часть военных. На трон только что
вступил монарх, и недовольные чувствовали, что настал удобный момент
приступить к активным действиям: с нарождающейся властью справиться гораздо
легче, чем с опытным, хорошо окопавшимся властителем. Сенаторы понимали это
и завоевывали все новые сильные позиции; они использовали свои преграды в
самых широких пределах и даже злоупотребляли ими, осмеливаясь открыто
бросать вызов королю на своих заседаниях и насмехаться над его указами;
постепенно власть законодателей достигла такой степени, что Густав без их
согласия не мог даже назначить чиновников в своем собственном королевстве.
Так обстояли дела в стране, когда я нанес визит сенатору Стено,
вдохновителю сенаторской партии. Молодой политик и его супруга приняли меня
со всем радушием и, осмелюсь думать, с самым живым интересом. Мне попеняли,
что я сразу не взял с собой жену, и я оправдался только тем, что принял
приглашение отобедать у них в доме на следующий же день вместе с ней.
Эмму, которая как нельзя лучше подходила для роли моей жены, сочетая в
себе все качества, так высоко ценимые в свете, приняли с исключительной
сердечностью, и между нею и милой супругой сенатора сразу завязалась самая
горячая дружба {Напомню читателю, что в этих записках изменены имена почти
всех действующих лиц. (Прим. автора)}.
Если молодого шведа, двадцати семи лет от роду, можно было с полным
правом назвать одним из самых обаятельных, богатых и мудрых представителей
своего поколения, то можно было без преувеличения сказать, что его супруга
Эрнестина была, конечно же, самым очаровательным созданием во всей
Скандинавии. Прекрасная девятнадцатилетняя блондинка с роскошными волосами,
с величественной фигурой.