Но
какая умная женщина из-за этого откажется от удовольствий? Ей в высшей
степени плевать, что кто-то считает ее бесстыдницей. Если она достаточно
умна, чтобы не считать себя таковой, значит, в ее случае никакого
бесстыдства нет и в помине; она будет хохотать над этой несправедливостью и
тупостью, она охотно уступит домогательствам Природы и сделает это лучше,
нежели любая другая, менее развратная особа. Но если женщина дрожит за свое
доброе имя, о счастье она может забыть, счастливой может быть та, кто уже
распростился со своей репутацией и кто бесстрашно отдается своим желаниям,
потому что терять им больше нечего.
Предположим, что поступки и привычки распутной женщины, продиктованные
ее наклонностями, действительно дурны с точки зрения правил и установлений,
принятых в данной стране, но эти поступки, какими бы они ни были, настолько
необходимы для ее счастья, что она не может отказаться от них без ущерба для
себя, она будет просто сумасшедшей, если станет подавлять свои желания из
боязни покрыть себя позором. И бремя надуманного бесчестья не будет мешать
ей предаваться своему любимому пороку; в первом случае ее страдание будет,
так сказать, интеллектуального порядка, которое трогает далеко не всех,
между тем как во втором она лишает себя удовольствия, доступного всем
прочим. Таким образом, как из двух неизбежных зол выбирают меньшее, так и
нашей даме придется смириться с позором и продолжать жить как прежде, не
обращая внимания на недоброжелательные взгляды, потому что в первом случае
она ничего не теряет, навлекая на себя позор, а во втором — теряет
бесконечно много. Следовательно, она должна привыкнуть к оскорблениям,
научиться стойко переносить их; она должна победить этого злобного немощного
врага и с самого раннего детства отучиться краснеть по пустякам, должна
наплевать на скромность, преодолеть стыд, который дотла- разрушит мир ее
удовольствий и лишит ее счастья.
Достигнув высшего уровня развития, она сделает для себя удивительное и
вместе с тем вполне естественное открытие: уколы и шипы этого позора,
которых она так страшилась, превратятся в острую приправу к наслаждениям,
тогда, не думая больше об оскорблениях, она с удвоенным рвением бросится на
поиски столь сладостной боли и скоро с удовольствием начнет открыто
демонстрировать свою порочность. Понаблюдайте за любой обольстительной
либертиной, и вы увидите, как это несравненное создание жаждет распутничать
перед всем миром, не ощущая никакого стыда; она смеется над страхом скандала
и сетует лишь на то, что ее поступки недостаточно широко известны. Интересно
еще и то, что только на этой стадии она по-настоящему познает наслаждение,
которое до сих пор было опутано плотной анестезирующей пеленой ее
собственных страхов и предрассудков, и чтобы вознестись к вершинам
блаженства и опьянения, ей остается растоптать последние препятствия и
ощутить в самых недрах своей души те, незнакомые простым смертным,
покалывания, что доводят человека до сладостной агонии.
Иногда говорят,
будто подобное блаженство сопряжено с ужасными вещами, которые противоречат
здравому смыслу и всем законам Природы, совести, приличия, с вещами, которые
не только вызывают всеобщий ужас, но и не могут доставить нормальному
человеку никакой радости. Может быть, это и так, но лишь с точки зрения
дураков. Однако, друзья мои, существуют светлые умы, которые, отбросив все,
что делает эти вещи внешне ужасными, то есть навсегда уничтожив
предрассудок, ибо только он пятнает их грязью, смотрят на те же самые вещи
как на случай испытать неземное блаженство, и их наслаждения тем сильнее,
чем шире пропасть между этими вещами и общепринятыми нормами, чем охотнее и
настойчивее творят они свои дела и чем строже относится к ним вульгарная
толпа. Внушите такие мысли женщине и увидите, что получится. Когда ее душа
услышит эту неземную музыку, трепетные аккорды, осаждающие ее, станут
настолько страстными и. мощными, что она позабудет обо всем, кроме
потребности устремиться еще дальше по чудесному пути, который она выбрала.
Чем больше злодеяний она творит, тем сильнее это ей нравится, и вы не
услышите от нее никаких жалоб на то, что ее тяготит клеймо бесчестия —
бесчестия, которое она боготворит и которое своим опустошающим жаром еще
выше поднимает температуру ее наслаждений. И вам станет понятно, почему эти,
как их называют, исчадия зла всегда требуют избытка ощущений и почему их не
трогает удовольствие, если оно не приправлено преступлением. Само
преступление теряет для них всякий смысл, и в отличие от вульгарных умов,
которые в нем видят нечто отталкивающее, они смотрят на него совсем другими
глазами, под другим углом зрения и находят в нем нескончаемое очарование.
Привычка ни перед чем не останавливаться и преодолевать все барьеры ведет их
все дальше и дальше в поисках того, что считается дурным и запретным, и так,
переходя от безумства к безумству, они, в конечном счете, доходят до
чудовищных, невероятных вещей, которые служат очередной ступенью на их пути,
потому что эти женщины должны творить настоящие преступления, дабы испытать
настоящие спазмы блаженства, и, к сожалению, не существует на свете
злодейств, какие могли бы удовлетворить их. Таким образом, постоянно гоняясь
за своей быстро ускользающей звездой и вечно обгоняемые собственными
желаниями, эти великие женщины сокрушаются не столько о том, что совершили
мало зла, но больше о том, что в мире его до обидного мало. Не думайте,
милые подруги, что изначальная слабость нашего пола служит надежным убежищем
от ветров порока: имея более высокую организацию, чем мужчины, мы скорее их
чувствуем бурю и слышим крик птицы зла. Мы способны на чудовищные дела, мы
жаждем небывалых извращений; мужчинам и в голову не приходит, на что
способна женщина, когда Природа милостиво закрывает глаза, когда
захлебывается голос религиозного исступления, когда спадают оковы закона.