Она испустила жалобный крик, его услышал капитан и, обеспокоенный, прибежал
к нам.
— Сударь, — с укоризной сказал он, — я боюсь, что ваше поведение смутит
команду; корабль наш невелик и тесен для таких забав. Мы плывем как раз
недалеко от совершенно пустынного острова, там живут только летучие мыши, да
еще совы, поэтому моряки стараются избегать его. Но там можно прекрасно
провести время. Давайте сделаем так: мы подойдем к берегу, матросы поужинают
и отдохнут, а вы развлекайтесь, сколько пожелаете.
Я с радостью согласился и заодно рассказал капитану, что несколько
минут назад, после долгих лет разлуки, нашел сразу жену и дочь.
— Дочь? — удивился он. — Но вы же сношали ее минуту назад.
— Верно. И не вижу в этом ничего предосудительного.
— Да, сударь, — вздохнул капитан, — вы, французы, правы в том, что
лучше самому съесть плоды посаженного тобою дерева, нежели оставить их чужим
людям. Что же до этой несчастной, если судьба вернула вам ее, я вас искренне
поздравляю. Мы ее давно знаем: она часто плавает с нами; хотя она и бедна,
это — честная и порядочная женщина, и любой матрос подтвердит мои слова.
— Я нисколько не сомневаюсь, приятель, — сказал я моряку, — но эта
хваленная вами женщина когда-то очень подло поступила со мной, и я не
скрываю, — добавил я, опуская в капитанскую ладонь несколько монет, — что
собираюсь сойти на берег для того, чтобы отомстить.
— Ну что ж, сударь, храни Бог вашу душу, — кивнул капитан, —
поступайте, как знаете, я не буду вмешиваться в ваши личные дела. — Он
понизил тон и с дружественным пониманием наклонился ближе ко мне. — Когда
вернетесь на судно, можете сказать, что она поскользнулась и свалилась с
обрыва в воду…
Восхищенный любезностью собеседника, я рассказал о нашем разговоре
Карлсону, потом изложил ему план убийства. В это время судно причалило к
берегу.
— Капитан, — крикнул я, высадив на берег семейство, — подождите нас
немного.
— К вашим услугам, господин, без вас мы не уплывем. И мы пошли в глубь
острова.
— Представляешь, дружище, — говорил я Карлсону, шагая рядом с ним, —
какие удовольствия мы получим от этих потаскух! Я уже предвкушаю их, это
будет самое сладостное из моих убийств. Взгляни на мой член, — добавил я,
останавливаясь, — взгляни, он пенится от ярости… А мне нравится этот
остров, Карлсон. Какая здесь тишина! Славные дела совершим мы здесь.
Мы увидели небольшой пологий овраг, осененный со всех сторон ивами и
тополями, под которыми расстилался ковер свежей мягкой зелени.
— Вот здесь и остановимся, — скомандовал я. — Погода чудесная, так что
раздеваемся все донага. Будем веселиться как дикари.
Потом я похотливо расцеловал Карлсона и сказал:
— Приступай к делу, только запомни: ни одной капли спермы до тех пор,
пока наши стервы не отдадут Богу душу.
С этими словами я швырнул обеих женщин на траву и начал содомию с
дочерью, жадно разглядывая зад жены, моей Клотильды, который так обожал
когда-то и который до сих пор был очень соблазнительным; потом оставил
младшую и занялся старшей. Член Карлсона вошел в мои потроха, в тот же миг я
забыл о своем обещании и сбросил семя, но во время короткого акта настолько
сильно искусал груди дочери, что кровь обильно струилась по ее телу. Потом
воткнул неостывший еще член во влагалище Филогоны.
— А ну-ка, — приговаривал я, целуя ягодицы ее матери, — распахни пошире
свою куночку и прими семя, которое дало тебе жизнь.
Но через минуту я уже ворвался во влагалище Клотильды, и она приняла
очередной мой заряд, пока я жестоко терзал нежные полушария дочери, которые
в результате оказались в таком же плачевном состоянии, как и ее груди.
— Не спеши, Карлсон, — заметил я, извлекая свое копье, — тебе еще
предстоит содомировать их обеих.
Мой слуга оседлал Клотильду, я, опустившись на колени, начал целовать
его яички — уж очень полюбился мне этот чудесный парень! Потом, пока он
сбрасывал семя в потроха моей супруги, я целовал его в рот; после короткой
передышки через такую же процедуру прошла и моя дочь, только на этот раз,
когда Карлсон трудился в анусе несчастной девочки, я содомировал его.
— А теперь пусть наши дамы позабавят нас, — сказал я, когда с плотскими
утехами было покончено.
Я поставил Карлсона в середине лужайки и заставил обеих потаскух
облизывать каждую часть его тела, включая член, задний проход, промежность и
впадины под мышками. Потом попросил его испражниться в колючий куст и
приказал женщинам есть его экскременты, отчего они искололи себе лицо. Затем
мы схватили их за волосы и головой вперед швырнули в тот же куст, вытащили и
швырнули снова; так продолжалось до тех пор, пока они не изрезали себе кожу
до самых костей. И все это время наш слух услаждали возбуждающие,
раздирающие душу вопли…
— Боже мой! За что такие мучения? — наконец взмолилась Филогона, падая
на колени. — Вы называете себя моим отцом, и если это действительно так,
докажите это — сжальтесь надо мной. А вы, моя матушка, несчастная матушка,
скажите, как получилось, что одной рукой Небеса устроили нашу чудесную
встречу, а другой столь жестоко карают нас? Отец! Отец мой, чем я заслужила
эту участь! Пощадите меня…
Она все еще продолжала вопить и рыдать, а мы с Карлсоном связали их и
что было силы выпороли колючими прутьями. Скоро оба тела являли собой
сплошную рану — большего и не требовалось, чтобы мой орган затвердел заново,
— и я с восторженным криком припал к телу Филогоны и принялся слизывать
горячую кровь. Это моя собственная кровь, повторял я про себя; у меня сладко
замирало сердце, и от этой мысли эрекция моя возрастала. Я смаковал этот
сладострастный рот, который открывался только за тем, чтобы глотнуть воздуха
и молить меня о пощаде; я прижимался жаркими губами к этим глазам, из
которых непрестанно лились слезы, вызванные моей яростью; я то и дело
набрасывался на зад моей дорогой Клотильды и истязал его снова и снова;
потом привлек к себе Карлсона, осыпал его ласками и долго сосал его
восхитительный член.