} потерпевшим
поражение и опозоренным.
Мне как раз пошел двадцать второй год, когда Сен-Фон изложил мне
очередной гнусный план. Он все еще тешил себя мыслью сократить
народонаселение и теперь задумал уморить голодом две трети Франции и с этой
целью скупить в невероятном количестве съестные припасы, главным образом
зерно; в исполнении этого грандиозного замысла мне предстояло играть главную
роль.
А я — да, друзья мои, я не стыжусь признаться в этом, — испорченная,
как мне казалось, до мозга костей, содрогнулась, узнав его план. О,
фатальный миг слабости, которую я себе позволила! Зачем я не подавила в себе
этот мимолетный, совсем слабый импульс? Сен-Фон, проницательный Сен-Фон,
сразу заметил его, повернулся ко мне спиной и молча вышел из комнаты.
Я смотрела ему вслед, хотя за ним уже закрылась дверь, и слышны были
только его удаляющиеся шаги. Я подождала еще некоторое время, потом,
поскольку уже наступила ночь, легла спать. Долго лежала я, не сомкнув глаз,
а когда заснула, мне приснился страшный сон: я увидела неясную, жуткую в
своей нереальности фигуру человека, который подносил пылающий факел к моему
имуществу — моей мебели, моим картинам, коврам и дорогим безделушкам, к
стенам моего роскошного жилища. Все разом вспыхнуло ярким пламенем, из
которого внезапно возникло юное создание, простирающее ко мне руки… Оно
отчаянно пыталось спасти меня и в следующий же миг погибло в огне. Я
проснулась мокрая от пота, и в моем взбудораженном сознании всплыло то
давнее предсказание гадалки: «Случится великое горе, когда в вашем сердце
исчезнет зло». «О, небо! — беззвучно вскричала я. — Стоило лишь на краткий
миг перестать быть порочной, и вот уже мне грозят неведомые беды». Мне стало
ясно, что меня скоро поглотит бездна злоключений. Девушка, которую я видела
во сне, была моя сестра, упорствующая в своих заблуждениях моя несчастная
Жюстина, отвергнутая мною за то, что предпочла путь добродетели; ко мне
взывала сама добродетель, и порок содрогнулся в моем сердце… Какое
фатальное предсказание! И рядом нет никого, кто мог бы дать мне добрый
совет, все доброжелатели исчезли в тот самый момент, когда были нужнее
всего… Я все еще пребывала во власти этих мрачных мыслей, когда в спальню
без стука вошел незнакомый человек таинственного вида, молча протянул мне
письмо и неожиданно исчез. Я сразу узнала почерк Нуарсея.
«Ты разорена, — писал он. — Никогда я не предполагал встретить трусость
в человеке, которого воспитал сам по своему подобию и поведение которого до
сих пор было безупречно. Советую тебе даже не пытаться исправить допущенную
оплошность, так как теперь слишком поздно: твой порыв выдал тебя с головой,
и не стоит лишний раз оскорблять министра, полагая, что это сойдет тебе с
рук и что ты и впредь сможешь водить его за нос.
До того, как стемнеет, ты
должна покинуть Париж; возьми с собой деньги, которые есть при тебе, и
больше ни па что не рассчитывай. Ты лишилась всего, что приобрела благодаря
широте души Сен-Фона и его попустительству; тебе известно, что он всемогущ,
ты знаешь также, каким может быть его гнев, когда он увидит себя обманутым,
поэтому не медли — спасай свою жизнь. И крепко держи язык за зубами, иначе
кара настигнет тебя даже на краю света. Я оставляю тебе десять тысяч ливров
в год, которые ты от меня получаешь, они будут регулярно выплачиваться тебе
в любом месте. А теперь спеши и ни о чем не рассказывай своим друзьям».
Если бы в этот момент рядом ударила молния, она поразила бы меня
меньше, чем это известие, а страх перед Сен-Фоном был сильнее моего
отчаяния. Я поспешно вскочила с постели; все свои ценности и сбережения я
хранила у нотариуса министра и даже не подумала о том, чтобы каким-то
образом попытаться забрать их. Я порылась в шкафах и комодах и набрала всего
пятьсот луидоров — все, что хранила в доме. Спрятав деньги под юбки, я одна,
тайком, посреди ночи выскользнула из дома, в котором еще вчера жила как
императрица и на который теперь бросила прощальный взгляд затуманенных
слезами глаз… Куда идти? К Клервиль? Нет, нет, это исключено, кроме того,
возможно, это она предала меня. Ведь она не раз намекала, что не прочь
занять мое место. Ах, какими несправедливыми делает нас несчастье! И скоро
вы увидите, как была я неправа, заподозрив в измене лучшую свою подругу.
А теперь возьми себя в руки и не надейся ни на кого, кроме самой
себя… Ты еще молода и по-прежнему обольстительна и можешь начать все
сызнова, так говорила я себе, вспоминая уроки своей юности… О, роковая
добродетель! Ты снова сыграла со мной злую шутку. Ну ничего, больше я
никогда не попадусь в твои сети. Только одну ошибку я совершила в своей
жизни, споткнулась только один лишь раз, и этой оплошностью, был проклятый
порыв, приступ идиотской добропорядочности. Вырви с корнем добродетель из
своего сердца, ибо она — смертельный враг человека, способный привести его к
краю бездны; величайшая ошибка, какую можно сделать в этом насквозь
развращенном мире, заключается в том, чтобы объявить безнадежную, одинокую
войну всеобщему безумию. Великий Боже, как часто говорила я это себе!
Не имея никакого определенного плана, озабоченная только тем, как бы
спастись от мести Сен-Фона, я, совершенно механически, вскочила в первый
попавшийся экипаж, то была почтовая карета, отправлявшаяся в Анжер, куда я и
прибыла несколько часов спустя. Я ни разу не была в этом городе, не знала в
нем ни единой души, поэтому решила снять небольшой дом и открыть его для
азартных игр. Мне повезло: в самом скором времени местная знать начала
увиваться вокруг меня. Я получила множество любовных предложений, однако мой
скромный вид и сдержанные манеры быстро охладили моих поклонников и убедили
их в том, что я отдам свое сердце только человеку с серьезными намерениями,
способному составить мое счастье.