— Вы всерьез собираетесь выпороть нас?
— Пока не пойдет кровь, милые дамы, да, пока не брызнет кровь из ваших
прекрасных тел. Я никогда не даю никаких сведений, пока не будет выполнено
это, в сущности безобидное, требование. Кроме того, ваша кровь будет нужна
мне для гадания, причем это должна быть свежая кровь после флагелляции.
— Я согласна, — вопросительно посмотрела я на Клервиль. — и у нас нет
другого выхода.
Кабинет, в который ввела нас Дюран, был слишком необычен, чтобы не
рассказать о нем поподробнее, и хотя его освещала одна маленькая коптящая
лампа, мы хорошо разглядели находящиеся в нем предметы. Это была комната с
окрашенными в черное стенами и потолком шириной три метра и длиной около
четырех; у правой стены стояли перегонные кубы, небольшие печи и прочие
химические приборы; слева висели полки с большим количеством бутылок и
склянок, а также книг, и стоял рабочий стол со стулом; напротив нас, у
дальней стены, висела черная ширма, отделяющая эту комнату от соседней; эта
ширма ниспадала на диван и разделяла его таким образом, что половина дивана
находилась в кабинете, а другая половина — в соседней комнате; кроме того, в
самом центре стоял деревянный столб, обитый бархатом, к которому мадам Дюран
и привязала нас лицом друг к другу.
— А теперь, — спросила хозяйка, — вы готовы испытать боль ради того,
чтобы получить нужные знания?
— Приступайте, сударыня, — ответили мы, — приступайте: мы готовы на
все.
После этого Дюран весьма горячо расцеловала каждую из нас, ласково
похлопала ладонью по нашим ягодицам и завязала нам глаза. С этого момента
воцарилась тишина; мы услышали легкие шаги и получили каждая по пятьдесят
ударов, хотя так и не поняли от кого. Это были розги, которых мы еще не
пробовали, — тонкие гибкие ивовые прутья, — и несмотря на то, что мы обычно
легко переносили экзекуцию, мне показалось, что с меня за две минуты содрали
всю кожу. Однако мы не издали ни звука жалобы, нам тоже никто не сказал ни
слова. Потом кто-то ощупал наши ягодицы, скорее всего это не была мадам
Дюран.
После короткого перерыва экзекуция возобновилась, и теперь не
оставалось никаких сомнений относительно пола экзекутора: моих окровавленных
ягодиц коснулся мужской член, потерся о них, потом послышались вздохи,
похотливые стоны; затем к заднему проходу прижался горячий рот, внутрь
скользнул влажный язык, повращался там минуту или две, и порка продолжалась.
Теперь это уже были не розги — хотя зад мой уже онемел, я без труда
определила, что меня били многохвостой плеткой с заостренными металлическими
наконечниками, и тут же почувствовала, как по бедрам потекла кровь,
растекавшаяся лужей под моими голыми ногами. Снова моего тела коснулся член,
затем язык, и церемония закончилась. С наших глаз сняли повязки, и мы
увидели перед собой мадам Дюран с двумя чашками в руке, одну она подставила
под ягодицы Клервиль, другую — под мои; когда они до краев наполнились
кровью, она убрала их и развязала веревки.
С наших глаз сняли повязки, и мы
увидели перед собой мадам Дюран с двумя чашками в руке, одну она подставила
под ягодицы Клервиль, другую — под мои; когда они до краев наполнились
кровью, она убрала их и развязала веревки. Потом обмыла истерзанные наши
тела водой с уксусом и заботливо осведомилась, не больно ли нам.
— Все в порядке, — заверили мы. — Что теперь мы должны сделать?
— Теперь я поласкаю вам обеим клитор; я не смогу гадать, пока не увижу,
как вы ведете себя в пылу страсти.
С этими словами колдунья уложила нас бок о бок на диван; благодаря
ширме, разделявшей его пополам, нижняя половина наших тел оказалась в
кабинете, а верхняя — в другой комнате. Дюран крепко привязала нас веревкой
к дивану, чтобы мы не могли приподняться и увидеть, что с нами будут делать.
После чего, обнаженная до пояса, она присела между нами и попросила целовать
свои великолепные груди. Пока мы этим занимались, она время от времени
бросала взгляды на обе чашки. Тем временем кто-то невидимый начал ласкать
нам клитор, затем, столь же искусно и умело, перешел на влагалище и задний
проход. Нам долго облизывали оба отверстия, кстати, я забыла сказать, что к
нашим лодыжкам были также привязаны веревки, и вот теперь наши ноги
приподнялись вверх, и средних размеров член начал, поочередно, со знанием
дела, обрабатывать нам влагалище и задницу.
Неожиданно мною овладела неясная тревога, и я не удержалась от вопроса:
— Надеюсь, мадам, что этот мужчина, по крайней мере, ничем не болен?
— О, святая простота! — ответила колдунья. — Это не мужчина, это — Бог.
— Вы с ума сошли, сударыня, — подала голос Клервиль. — Никакого Бога
нет, а если бы он и существовал, тогда, будучи совершенным во всех
отношениях, он наверняка предпочел бы содомировать нас, а не сношать таким
плебейским способом.
— Тихо, — приказала Дюран, — сосредоточьтесь на своих плотских
ощущениях и не думайте о том, кто вам их доставляет. Еще одно только слово,
и все пойдет насмарку.
— Больше не скажем ни слова, — пообещала я, — но запомните, мадам, мы
не собираемся уйти отсюда с сифилисом или с подарочком в виде зародыша.
— Бог не допустит ни того, ни другого, — с важностью заявила Дюран, — а
теперь молчите.
И я очень ясно почувствовала, что член, принадлежавший высшему
потустороннему существу, извергнул в мои потроха приличную порцию спермы;
невидимый содомит пришел в неистовство — рычал, стонал, издавал непонятные
звуки, и в этот же миг, не успев сообразить, что произошло, мы вместе с
диваном взмыли вверх.
В следующий момент мы увидели, что находимся в почти пустой комнате с
очень высоким потолком; занавески, отделявшей наши головы от нижней части
тела, уже не было, зато в этой комнате непонятным образом оказались мадам
Дюран и две девочки лет тринадцати-четырнадцати.