Человеческое существо достигает последней стадии
пароксизма в плотских утехах только через приступ ярости; человек мечет
громы и молнии, изрыгает ругательства, теряет всякое чувство реальности и
меры, теряет над собой контроль и в это критическое мгновение обнаруживает
все признаки брутальности; еще один шаг — и он становится варваром,
следующий шаг — и он делается убийцей; чем больше в нем ума, тем изощреннее
его мысли и поступки. И все-таки одно препятствие сдерживает его: он либо
боится заплатить слишком большую цену за свое удовольствие, либо опасается
закона; избавьте его от этих глупых страхов посредством золота или власти, и
вы толкнете его в мир преступлений, так как безнаказанность успокоит его, и
ничто не остановит человека, если помимо богатого воображения он обладает
неограниченными средствами.
— Тогда, — сказала я подругам, — мы трое находимся в завидном
положении: у нас есть огромные богатства, и Фердинанд гарантировал нам
абсолютную безнаказанность.
— Черт возьми! — воскликнула Клервиль. — Как воспламеняет меня эта
сладостная уверенность! — С этими словами шлюха задрала свои юбки,
расставила ноги, раскрыла пальцами нижние губки и продемонстрировала нам
пунцовое, наполненное жаждой и ожиданием влагалище, которое, казалось,
бросает вызов всем мужским органам Неаполя.
— Я слышала, в этом краю водятся великолепные копьеносцы, — продолжала
она, — пусть Сбригани позаботится, чтобы мы не пропустили ни одного.
— Я еще вчера обо всем договорился, — заявил с гордостью наш услужливый
спутник. — Заплатил нескольким поставщикам, и теперь каждое утро в вашем
распоряжении будут две дюжины симпатичных молодцев в возрасте от
восемнадцати до двадцати пяти; я сам буду проверять их, и если, несмотря на
мои строгие требования, вам попадутся негодные экземпляры, мы их тут же
отбракуем…
— Какие размеры ты заказал? — поинтересовалась Клервиль, которую уже
вовсю ласкала Раймонда.
— Вы не увидите ни одного меньше пятнадцати сантиметров в окружности и
двадцати в длину.
— Постыдитесь, Сбригани! Такие размеры, может быть, и сойдут для
Парижа, но здесь, в Неаполе, где растут чудовищные члены… Что до меня, я
ни за что не соглашусь на меньшее, чем двадцать сантиметров в обхвате и
тридцать в длину.
— Мы тоже, — в один голос заявили мы с Олимпией. — Пусть их будет
меньше, но чтобы они были лучше…
— О чем вы говорите? — разволновалась Клервиль. — Я не вижу причин
уменьшать их число. Напротив, кроме качества я требую количество. Поэтому,
Сбригани, я прошу тебя доставлять нам каждое утро тридцать мужчин с
размерами, о которых я уже говорила. Это будет по десять на каждую. Скажем,
мы совокупимся с каждым по три раза — большего мне и не надо, хотя любая из
нас, прежде чем выпить утреннюю чашечку шоколада, в состоянии загнать
десятерых скакунов.
Это будет по десять на каждую. Скажем,
мы совокупимся с каждым по три раза — большего мне и не надо, хотя любая из
нас, прежде чем выпить утреннюю чашечку шоколада, в состоянии загнать
десятерых скакунов. С тобой разговаривает женщина, которой легкая утренняя
разминка не помешает совершить в течение дня множество непристойностей; в
самом деле, ведь только хорошенькая каждодневная плотская встряска помогает
поддерживать нужное похотливое состояние, а для чего еще созданы мы, как не
для плотских утех?
Вместе с этими последними словами возбужденная до предела блудница
изверглась в объятиях Раймонды.
— Пока ваши указания будут выполнены, — сказал Сбригани, — посмотрите,
может быть, эти лакеи устроят вас; мне кажется, их размеры вам подойдут.
Тут же появились шестеро хорошо оснащенных громил ростом около ста
восьмидесяти сантиметров.
— Клянусь своей куночкой, — проговорила Клервиль, чьи юбки все еще были
задраны до груди, — это то, что нужно! Дайте мне пощупать их. — Но ни одна
из этих дубин не вмещалась в обе ее ладони. — Да, милые подруги, здесь есть,
чем поживиться. Выбирайте сами, а я оставляю себе вот эту парочку.
— Одну минуту, — вмешался Сбригани. — Позвольте мне упорядочить ваши
удовольствия: здесь нужна спокойная, уверенная рука, а вы все ошалели от
похоти.
— Он прав, совершенно прав, — согласилась Клервиль, тем не менее
поспешно сбрасывая с себя одежду, — пусть он возьмет на себя всю
организацию, а я тем временем подготовлюсь.
— Начнем с вас, Клервиль, — сказал Сбригани, — вы, кажется, больше всех
торопитесь.
— Еще раз ты прав, — подхватила наша сестрица. — Не знаю, что за воздух
в этом городе, но я никогда не чувствовала себя такой распутной, как здесь.
— Он насыщен частичками азота, серы и битума, — заметила я с ученым
видом, — поэтому так возбуждает нервную систему и производит такое необычное
волнение в душе и теле. Я тоже почувствовала, что здесь, в Неаполе, веду
себя более жестоко.
— Хотя я более, чем вы, привычна к этому воздуху, — вставила Олимпия, —
потому что Неаполь и мой родной город находятся недалеко друг от друга, тем
не менее меня также не на шутку волнует эта атмосфера.
— Тогда будем дышать побольше, — улыбнулся Сбригани. — А теперь,
уважаемые шлюхи, приступайте к делу и рассчитывайте на мою помощь. Для
начала хочу предложить вам такой вариант: начинает, как я уже сказал,
Клервиль; но хотя она уже и так сгорает от желания, мы разожжем его еще
сильнее. Ты, Жюльетта, возьмешь этот прекрасный член, который выбрала твоя
подруга, и потрешь его о ее нижние губки и клитор, только пока не вставляй
внутрь. Вы, Олимпия, будете нежно щекотать вход во влагалище нашей пациентки
— раздразните, распалите его как следует, приведите его в ярость, а когда ее
глаза загорятся от гнева, мы удовлетворим ее; она должна лежать в объятиях
одного из этих юных сеньоров: одной рукой он сможет массировать ей заднюю
норку, другой — ее соски и одновременно целовать ее в губы.