Не подобает разговаривать таким образом с женщинами, которые не
менее богаты, чем вы, — продолжала я, повернувшись к герцогу, — и которые
занимаются проституцией не из-за нужды или жадности, а только ради своего
удовольствия. Так что давайте прекратим перепалку: ваша светлость нуждается
в нас, мы нуждаемся в вас, стало быть, чаши весов уравновешиваются. Мы даем
слово хранить полнейшее молчание, Леопольд, если вы, со своей стороны,
гарантируете нам полнейшую неприкосновенность на то время, что мы будем
находиться во Флоренции. Поклянитесь, что нам будет позволено безнаказанно
творить в ваших владениях все, что мы пожелаем.
— Я мог бы избежать этого вымогательства, — сказал Леопольд, — и не
запятнав свои руки кровью этих жалких созданий, убедить их в том, что здесь,
как и в Париже, достаточно тюрем, за стенами которых быстро научаются
держать язык за зубами, но мне неприятно употреблять подобные методы с
женщинами, такими же распутными, как я сам, поэтому я даю вам полную свободу
действий, которую вы просите — это касается вас, мадам, ваших своячениц и
вашего супруга, но только на шесть месяцев, после чего вы должны убраться из
моих владений.
Получив все, что требовалось, мы поблагодарили Леопольда, взяли деньги
и распрощались.
— Надо сполна воспользоваться такой блестящей возможностью, — сказал
Сбригани, услышав рассказ о наших приключениях в поместье великого герцога,
— и за это время прибавить, по меньшей мере, еще три миллиона к тому, что мы
уже имеем. Жаль, конечно, что «карт-бланш» выдана нам в такой нищей и
грязной части страны, но уж лучше эта малость, чем вообще ничего: в конце
концов полгода будет достаточно, чтобы сколотить приличное состояние.
Нравы во Флоренции отличаются большой свободой, а поведение жителей —
удивительной распущенностью. Женщины одеваются почти так же, как мужчины,
мужчины — почти как девушки. В редких итальянских городах встретишь такую
склонность к сокрытию своего пола, и эта мания флорентийцев, несомненно,
проистекает из их насущной потребности профанировать половые признаки.
Содомия здесь является чем-то вроде моды или повального увлечения, в истории
города было время, когда его отцы, с успехом выговаривали у Ватикана
снисхождение ко всем формам этого порока. Инцест и адюльтер также пользуются
почетом и совершаются совсем открыто: мужья уступают своих жен, братья спят
с сестрами, отцы — с дочерьми.
«Это все климат, — утверждают жители, — климат виновен в нашей
распущенности, и Бог, поместивши нас в такие условия, не должен удивляться
нашим излишествам, ибо Он сам ответственен за них».
В этой связи расскажу об одном весьма странном флорентийском обычае. Во
вторник на масленой неделе ни одна женщина не имеет права отказать
содомистским поползновениям своего супруга, если же ей взбредет в голову
отвергнуть его домогательства и если он сочтет ее отказ не убедительным, она
сделается посмешищем всего города.
Как счастлива эта нация, и как мудро она
поступает, облекая свои страсти в одежды закона! Вот вам достойный
подражания пример здравомыслия, ибо есть невежественные народы, которые,
следуя принципам, в равной мере глупым и варварским, вместо того, чтобы
послушаться голоса своего инстинкта, через посредство абсурдного
законодательства подавляют в людях естественный позыв.
Однако, как бы ни были свободны нравы флорентийцев, любителям острых
ощущений не позволяется шататься по всему городу. Проституткам выделен
особый квартал для обитания, за пределами которого они не имеют право вести
свою торговлю и в котором царит удивительный порядок и спокойствие. Впрочем,
эти девицы, по большей части совсем не привлекательные, живут в очень плохих
условиях, и внимательный наблюдатель, посетив увеселительные заведения, не
найдет в них ничего примечательного и интересного, если не считать
удивительной покорности их обитательниц, которые и привлекают внимание
только благодаря этой покорности, предоставляя в полное распоряжение
желающих любую часть тела и с поразительным терпением выносят любую, даже
саму жестокую прихоть распутников. Мы с супругом не раз развлекались в
обществе этих жриц любви, подвергая их всевозможным унижениям и телесным
увечьям, и ни разу не слышали от них ничего похожего на жалобы или протесты,
чего никогда вы не встретите во Франции. Но если проституция не особенно
процветает во Флоренции, тамошний либертинаж поистине не знает границ, и
жилища богатых горожан, напоминающие неприступные крепости, являются
настоящим приютом самого гнусного сладострастия: немало девушек,
соблазненных или просто украденных, томятся в этих святилищах мерзких утех,
теряют там честь, а нередко и самое жизнь.
Вскоре после нашего появления в городе один богатый и знатный человек,
замучивший до смерти двух девочек семи и восьми лет, был публично обвинен
родителями в изнасиловании и убийстве; улик против распутника было более,
чем достаточно, он выплатил жалобщикам незначительную сумму, и больше об
этом деле ничего не было слышно.
В то же самое время власти заподозрили одну известную сводницу в том,
что она похищала девушек из добропорядочных семей и продавала их
флорентийским вельможам. На вопрос об именах своих клиентов она выдала такое
количество уважаемых в городе лиц, что расследование тотчас прекратили,
документы сожгли и женщине запретили рассказывать о своих проделках.
Почти все флорентинки высокого положения имеют привычку торговатъ
своими прелестями в публичных домах, куда приводит их необузданный
темперамент, а очень часто и нужда. Что же до официального положения
замужней женщины, оно во Флоренции очень незавидное: — может быть, самое
худшее из всех европейских городов, — и очень немногие из них живут в
роскоши.