— Жюльетта, — начал папа, — хотя выполнено только одно из ваших
условий, думаю, вы удовлетворены, теперь покажите, чем вы удовлетворите
меня.
При этом старый развратник принялся развязывать тесемки моих нижних
юбок {Близкие мои друзья знают, что в путешествиях по Италии меня
сопровождала исключительно привлекательная и приятная во всех отношениях
дама, что следуя своим порочным философским принципам, я представила эту
особу великому герцогу Тасканскому, наместнику Христа, княгине Боргезе, их
королевским величествам королю и королеве Неаполя. Поэтому они уверены в
том, что все, касающееся сладострастной стороны путешествия, — чистая
правда, что я описала обычные привычки и характерные особенности упоминаемых
лиц, и что, будь они свидетелями этих эпизодов, они не смогли бы их
представить более живо и правдиво. Пользуясь случаем, я заверяю читателя,
что то же самое относится и к описательной стороне моего рассказа, который
не выдуман от слова до слова. (Прим. автора)}.
— Но как быть с прочими условиями?
— Коль скоро я сдержал свое слово по первому пункту нашего уговора,
Жюльетта, можете не сомневаться, что я не обману вас и в остальном.
Тем временем старый хрыч уже приступил к делу: положил меня грудью на
софу и, опустившись на одно колено, внимательно разглядывал главный предмет
своего вожделения.
— Он великолепен, — объявил он через некоторое время. — Альбани много
рассказывал о нем, но я никак не ожидал увидеть такую красоту.
Поцелуи первосвященника становились все жарче; его язык сновал по краю
жерла, потом затрепетал внутри, и я увидела, что одна его рука потянулась к
тому месту, где находились остатки его мужской силы. Мне вдруг страстно
захотелось увидеть фаллос папы, я едва не вывернула себе шею, но в таком
неудобном положении мне ничего не было видно. Тогда я решила сменить позу.
— Если вы позволите потревожить вас, мы устроимся поудобнее, и я
облегчу вашу задачу, не затронув при этом вашей чести.
Я помогла ему лечь на софу, уселась на его лицо и, наклонившись вперед,
в одну руку взяла его член, другую просунула под ягодицы и нащупала пальцем
анус. Эти манипуляции позволили мне как следует рассмотреть тело святого
отца, и я постараюсь, насколько сумею, описать то, что увидела.
Браски был толстый, с отвислыми, но все еще упругими ягодицами,
настолько огрубевшими и отвердевшими от долгой привычки принимать побои, что
острие ножа скорее проникло бы в шкуру моржа, нежели в его полушария; задний
проход его был дряблый и довольно просторный, и иным он быть не мог, если
учесть, что его прочищали двадцать пять или тридцать раз ежедневно. Его
член, будучи в боевом положении, был довольно привлекателен: худощавый,
жилистый, красиво сужавшийся к головке, около двадцати сантиметров в длину и
пятнадцать в обхвате у основания.
Как только он вздыбился, страсти папы
начали приобретать признаки жестокости: лицо его святейшества по-прежнему
было зажато моими ягодицами, и я вначале ощутила его острые зубы, а через
некоторое время и ногти. Пока это было терпимо, я молчала, но когда Пий VI
перешел все границы, — терпение мое кончилось.
— Знаете, Браски, я согласна быть вашей сообщницей, но никак не
жертвой.
— Когда я возбужден и когда я плачу вам большие деньги, — заявил папа,
— я не намерен вдаваться в такие мелочи. Поэтому будьте умницей, Жюльетта, и
испражняйтесь, это меня успокоит; я обожаю экскременты и непременно кончу,
если получу от вас хотя бы маленькую порцию.
Я почувствовала, что смогу утолить его желание и опустилась на свое
место, затем напряглась, покряхтела и сделала то, о чем меня просили;
архиерейский член мгновенно распух до такой степени, что я испугалась, как
бы он не лопнул.
— Готовься скорее, — закричал этот скот, — сейчас я буду тебя
содомировать.
— Нет, — возразила я, — иначе вы растратите все свои силы, и ваша
неосторожность испортит нам ночные удовольствия.
— Вы ошибаетесь, — заверил меня папа, крепко прижимаясь к моему заду. —
Я могу обработать тридцать, даже сорок задниц, не пролив ни капли спермы.
Нагнись, говорят тебе, я должен забраться в твою жопку, и я это сделаю!
Что я могла ответить на это? Он был очень целеустремленный человек, о
чем свидетельствовало состояние его органа, на который я взглянула еще раз;
поэтому я приняла нужную позу, и Браски, без всякой подготовки, насухо,
глубоко, проник в мою норку. Скребущие движения вызвали у меня смешанное
ощущение боли и удовольствия, а мысль о том, что я держу в своих потрохах
фаллос самого папы, очень скоро возбудила меня невероятно, и я испытала
оргазм. Мой содомит, придя в такой же восторг, ускорил толчки и начал
страстно целовать меня и массировать пальцем клитор. Однако он полностью
контролировал свою страсть и, не доведя ее до кульминации, оставил меня в
покое только через пятнадцать долгих и мучительных минут.
— Вы просто восхитительны, — заявил он, отдуваясь. — Я никогда не
забирался в столь сладострастную попку. Теперь мы пойдем обедать, и я сделаю
распоряжения касательно события, которое будет происходить на главном алтаре
Святого Петра. После обеда мы отправимся в базилику.
За столом мы были только вдвоем и вели себя как самые настоящие свиньи.
В бесстыдстве мало кто мог сравниться с Браски, а распутство он довел до
тонкостей и совершенства. Должна заметить, что у него был весьма капризный
желудок, и к некоторым блюдам он не прикасался без того, чтобы не сделать их
для себя съедобными: каждый кусочек я должна была смочить своей слюной и
только потом переправить ему в рот; я полоскала во рту вина, которые он пил
после этого; время от времени он впрыскивал в мой зад полбутылки токайского
или еще более изысканного Канарского вина, затем глотал все, что оттуда
выливалось, а если, по случайности, в вине попадались кусочки дерьма,
радость его была неописуема.