Я, конечно, не жаждала сделаться любовницей этого человека,
как и не собиралась участвовать в его преступлениях, и все-таки, из духа
порока и коварства, я разыграла сцену ревности.
— Однако меня сдерживает один факт, — добавила я. — Мне вовсе не
улыбается играть вторую скрипку в ваших делах. Могу ли я быть уверена в
беспрекословном доверии и нежной привязанности сообщника, которого я готова
полюбить? Я согласилась на ваше предложение, но предпочла бы стать вашим
единственным доверенным лицом, нежели постоянно иметь рядом столь опасную
соперницу, как Дзанетти…
Собеседник слушал меня с возрастающим удивлением и интересом. После
недолгого молчания он задал мне вопрос:
— Ты и вправду могла бы полюбить меня?
— Я бы обожала человека, чьи вкусы так близки моим.
— Чудесно, больше ни слова об этом, я все устрою сам. Ты гораздо
красивее, чем Дзанетти, ты мне больше нравишься,
и я намерен сделать тебя единственной властительницей моего сердца.
— А что будет с ней, когда она об этом узнает? Да и я никогда не прощу
себе этого вероломства. Вы думаете, она не станет моим злейшим врагом после
этого?
— Если только она будет всерьез беспокоить нас…
— Боже мой, что за мысль пришла вам в голову! Ведь она любила вас
когда-то… и до сих пор любит безумно. Неужели вы способны на такое
злодейство?
— Злодейство? Такого понятия вообще не существует, все наши поступки
вполне естественны, все они диктуются Природой, и меня удивляет, что ты до
сих пор сомневаешься в этом.
— Я давным давно избавилась от подобных сомнений… Но знайте, пока эта
женщина жива, я не буду чувствовать себя спокойно: во-первых, я буду бояться
ее, во-вторых, меня будет постоянно преследовать страх потерять вас. Мне
кажется, раз уж мы об этом заговорили, лучше всего прямо сейчас решить этот
вопрос. Эта женщина отличается необыкновенным коварством; если бы вы только
знали, какие вещи она говорила мне про вас… Поверьте мне, она никогда не
оставит вас в покое.
— Я тебя обожаю, прелестное создание, — заявил итальянец, привлекая
меня к своей груди, — и участь твоей соперницы решена, осталось лишь
придумать, каким способом она будет умирать.
При этом Моберти, так же, как и я, вдохновленный злодейской идеей, без
лишних слов внедрился в мои потроха; его гигантский член в любое время
непременно заставил бы меня закричать от боли, но в тот момент, вместо того,
чтобы сжаться от удара мощного копья, я извергнулась, как только тяжелые
яички Моберти заплясали на моих ягодицах.
— Что будем с ней делать? — спросил злодей, когда я в изнеможении
откинулась на диван. — С ней надо расправиться в самый разгар утех.
Так мы и сделали, и я подробно опишу вам эту жуткую и сладострастную
сцену.
Моберти, желая сохранить силы, воздержался от оргазма.
Моберти, желая сохранить силы, воздержался от оргазма. Наше долгое
отсутствие начало беспокоить Дзанетти, и когда мы возвратились, я прочла в
ее глазах, что в ее сердце зашевелился демон ревности. Она предложила
перейти в комнату, где происходили утренние развлечения, и там представила
своему любовнику новые предметы для послеобеденных удовольствий. Нас ожидали
трое: молодая женщина на седьмом месяце беременности и две очаровательные
девочки — девяти и одиннадцати лет, — которых она держала за руку. Моберти,
будучи уже знаком с этим приобретением, так как сам заплатил за товар, с
восторгом шепнул мне на ухо:
— Они вызовут у меня страшную эрекцию. Эту женщину жестоко обманули:
она думает, что я окажу ей важные услуги в одном деле, и даже не подозревает
о пытках, которые ее ожидают. Ну что ж, Дзанетти, — продолжал он уже громче,
— закрывай опять все двери, и мы приступим к спектаклю; я хочу, чтобы вокруг
царила полная тишина, когда будет торжествовать мой фаллос.
Моберти сел и приказал своей любовнице раздеть мать, которую звали
Анжелика, а старшей, Мирдзе, и младшей, Мариетте, было ведено ждать своей
очереди.
Дзанетти оголила зад Анжелики и подвела ее к разбойнику, который,
осмотрев его, объявил, что не пройдет и часа, как эта прекрасная часть ее
тела будет изуродована до неузнаваемости. Потом он потрогал ее живот и
прибавил, что он также не избежит печальной участи.
— Ах, синьор, — встрепенулась Анжелика, — вы жестоко обманули меня;
теперь я вижу, что меня ожидает, но пощадите хотя бы дитя, которого я ношу в
себе…
Эти слова вызвали громоподобный хохот злодея:
— Запомни, наглая тварь, — заорал он, награждая бедняжку увесистыми
ударами, — что я отнесусь к тебе с должным уважением; на мой взгляд, никто
так не заслуживает почтения, как беременная самка, ты, надеюсь, уже
чувствуешь, как я тронут твоим состоянием. Теперь раздень своих дочерей и
тащи их ко мне.
Обследовав девочек, Моберти пробормотал:
— Какая досада, что я не имею возможности разворотить все три задницы
одновременно.
Он грубо дернул мать за руку, повалил ее на спину, потом, подняв вверх
ее ноги, ловко привязал их к свисавшим с потолка веревкам и овладел ее
задом. Следуя его указаниям, я прижала Анжелику своим телом, приняв такое
положение, чтобы распутник мог целовать мои ягодицы; меня оседлала его
любовница, также предоставив в его распоряжение свои прелести. Обеими руками
он терзал несчастных девочек и вгрызался зубами в наши ягодицы.
— А ну-ка, Жюльетта, потопчись коленями на животе этой шлюхи, —
приказал он некоторое время спустя, — поглядим, сможешь ли ты выдавить из ее
чрева мерзкий плод.
Мне помогала Дзанетти, и мы едва не выпустили дух из бедной Анжелики,
которая пронзительно кричала не переставая. Через четверть часа Маберти
выдернул свой ненасытный инструмент и принялся за старшую девочку.