Ограбив по дороге немало путешественников, мы имели по две-три тысячи рублей
на человека и немедленно сняли роскошное жилище. Потом купили красивых
служанок, а поляк, который наотрез отказался иметь дело с женским полом,
выбрал для себя здоровенного грузина вместе с двумя юными рабами-греками в
придачу, и скоро мы несколько оправились после долгого и мучительного
путешествия. В Тифлисе торгуют главным образом женщинами. Они открыто
продаются для гаремов Азии и Константинополя, как скот на рынке; любой имеет
право прийти, посмотреть, пощупать их, сидящих в клетках, самого разного
возраста: от детей, недавно отнятых от материнской груди, до девушек
шестнадцати лет. Нигде вы не встретите столько красоты и грации, как в
созданиях, которых порождает эта страна, нигде не найдете более элегантных
фигур, более красивых лиц.
Грузины не ведают, что такое независимость. Они томятся под жестокой
тиранией своих вельмож; местная аристократия чрезвычайно развратна, и нет
нужды говорить вам, что деспотизм проявляется в необузданном сладострастии:
господа обладают безграничной властью над своими рабами, они нещадно бьют и
истязают их, и жестокая похоть неизбежно приводит к всевозможным
преступлениям. Но вот что удивительно, друзья: благородные господа, которые
третируют своих вассалов, как рабов, сами пресмыкаются перед князем, чтобы
получить выгодное место; чтобы преуспеть в служебном продвижении, они
подкладывают в постель ему своих детей, не разбирая ни пола, ни возраста.
Терговиц, самый ловкий искуситель из нашей троицы, скоро сумел
пробраться — вначале сам, а потом затащил и нас, — в дом одного из самых
влиятельных вельмож страны, у которого, помимо большого состояния, было три
дочери и трое сыновей — все шестеро красоты необыкновенной. Этот господин
много поездил по свету, и Терговиц утверждал, что встречался с ним в России
и в Швеции, и в Дании, и тот согласно, с важным видом, кивал и верил. Мы
много лет не знали такого любезного обхождения и такого гостеприимства и еще
дольше не встречали столь услужливого благодетеля. Мы начали с общего
натиска на его детей, и в течение двух недель всех — и мальчиков, и девочек
— соблазнили или просто изнасиловали. Когда в доме не осталось нетронутых
предметов наслаждения, Волдомир спросил, не пора ли нам уносить ноги.
— Вначале ограбим его, — ответил я. — Мне кажется, его золото не менее
ценно, чем влагалища и анусы его отпрысков.
— А после того, как ограбим? — поинтересовался Терговиц.
— Убьем, и детей его в придачу, — сказал я. — В доме совсем мало слуг;
у нас хватит сил, чтобы связать их, и у меня уже сейчас трещит член,
предвкушая зрелище их предсмертных страданий.
— А как быть с гостеприимством, друзья? — спросил Волдомир. — Ведь нас
все-таки приютили в этом доме.
— Это верно, — согласился я, — поэтому мы должны быть благодарными.
— Ведь нас
все-таки приютили в этом доме.
— Это верно, — согласился я, — поэтому мы должны быть благодарными.
Справедливость требует, чтобы мы сделали добро человеку, который был любезен
с нами. Разве этот скот, наш хозяин, не говорил нам сто раз, что он, как
примерный христианин {Христиан в Тифлисе больше, чем мусульман, а церкви
встречаются много чаще, чем мечети. (Прим. автора)}, попадет прямиком в рай?
Если это действительно так, он будет на небесах в тысячу раз счастливее, чем
на земле. Разве я не прав?
— Разумеется, прав.
— Выходит, мы должны оказать ему последнюю услугу.
— Я согласен, — заявил Волдомир, — но при условии, что их смерть будет
ужасной. Мы очень долго грабили и убивали из нужды, пришло время заняться
этим из прихоти, из порочности; пусть весь мир содрогнется, узнав о наших
преступлениях… Пусть люди краснеют от стыда, что принадлежат к той же
породе, что и мы с вами. Еще я хочу, чтобы нашему преступлению воздвигнули
памятник, который всегда будет напоминать потомкам о нашем подвиге, и мы
собственными руками вырежем свои имена на его граните.
— Продолжай, злодей, мы внимательно тебя слушаем, — подзадорили мы его.
— Он сам должен поджарить своих детей и вместе с нами участвовать в
трапезе, а в это время мы будем его сношать; после этого мы его свяжем,
бросим в погреб и обложим остатками пищи: так он и умрет, когда придет его
время.
План был одобрен единодушно, но к сожалению из-за беспечности с нашей
стороны разговор услышала самая младшая из хозяйских дочерей, которую уже
изувечила наша страсть — бедняжка начала хромать на одну ногу после того,
как мы развлеклись с ней, а Волдомир своим огромным членом разворотил ей
анус, и успокоить ее удалось только подарком. Девочка в ужасе от услышанного
побежала к отцу, и тот, не мешкая, вызвал в дом солдат местного гарнизона.
Однако Бог, покровительствующий злодейству, всегда одерживает верх над
добродетелью, в чем не оставалось никаких сомнений.
Четверо солдат, присланных в дом нашего хозяина для его охраны,
оказались нашими бывшими товарищами по несчастью, которые, как и мы, сумели
сбежать из Сибири; легко догадаться, что они выбрали нашу сторону, изменив
христианскому богу грузин, и бедняга, вместо трех врагов, обрел семерых.
Храбрые воины с радостью согласились получить свою долю добычи и разделить
наши удовольствия, и мы немедленно приступили к делу. Мы привязали своего
благодетеля к столбу в обеденном зале и угостили вначале пятью сотнями
ударов хлыста, которые порвали его заднюю часть в клочья, а затем —
потрясающим зрелищем, когда на его глазах изнасиловали всех шестерых детей.
После плотских утех их также привязали кружком вокруг отца и выпороли,
забрызгав всю комнату кровью. На следующем этапе мы долго пытались вовлечь в
утехи отца и заставить его совокупиться со своими несчастными детьми, но все
попытки поднять его член были безуспешны, так что пришлось кастрировать его
и отрезать главный мужской атрибут, а детей заставить съесть и яички и
детородный орган; в довершение мы отрезали девочкам груди и силой накормили
отца еще горячей и трепетавшей плотью, которую он породил.