Что же до официального положения
замужней женщины, оно во Флоренции очень незавидное: — может быть, самое
худшее из всех европейских городов, — и очень немногие из них живут в
роскоши. Роль «чичисбея» {Постоянный спутник замужней женщины.} сводится
лишь к тому, чтобы служить ее ширмой, и он редко пользуется ласками своей
спутницы, которую в данном случае уместнее назвать госпожой; назначенный в
качестве друга ее мужа, он повсюду сопровождает ее и послушно удаляется по
первому ее приказу. Сильно ошибается тот, кто считает «чичисбея» чем-то
вроде любовника, — это просто-напросто верный и снисходительный друг
женщины, ее союзник, хотя порой бывает шпионом мужа, но спать с ней он не
имеет права. Словом, это самая позорная обязанность, какую только может
взвалить на себя итальянский мужчина. Едва на пороге появляется богатый
чужестранец, как галантный супруг и верный друг удаляются, освобождая поле
деятельности для того, чей кошелек служит надеждой всего семейства, и мне
часто приходилось видеть, как глава дома за несколько цехинов охотно, при
малейшем желании пришельца, предоставлял ему возможность уединиться с его
супругой.
Я сделала краткий обзор флорентийских манер и обычаев, чтобы вы имели
представление о том, насколько облегчались наши планы, что касалось до
воровства, и насколько мешали нам традиции этого народа, за счет которого мы
собирались обогащаться и развлекаться в продолжение шести месяцев.
Сбригани решил, что мы скорее добьемся успеха, если вывесим над своим
заведением флаг разврата, нежели сделаем его игорным домом. Как же ненасытна
человеческая жадность! Разве недостаточно нам было богатых клиентов, что мы
погнались за новыми, заманивая их в сети порока? Однако, ступив на кривую
железную дорожку, сойти с нее уже невозможно.
Итак, мы сообщили широкой публике, что в наших стенах мужчины в любой
час дня и ночи, найдут не только хорошеньких услужливых девиц, но и женщин
высокого происхождения; мало того — к услугам богатых дам всегда найдутся и
мужчины и молоденькие девушки, годные для их тайных развлечений. Кроме того,
мы предлагали свою приятную обстановку и роскошный стол, и весь город
ринулся к нам. Главными предметами удовольствия служили мы сами, но стоило
лишь клиентам сказать слово, и мы предоставляли в их распоряжение все, что
было самого соблазнительного в округе. Мы заламывали умопомрачительные цены,
зато обслуживание было на самом высоком уровне. Элиза и Раймонда, опытные в
такого рода промысле, стащили немало кошельков и драгоценностей, их
нечистоплотные проделки вызывали немало жалоб, но высокая протекция, которой
мы пользовались, служила нам лучшей защитой, и все обвинения так и остались
гласом вопиющего в пустыне.
В числе первых наших клиентов оказался герцог из Пьенцы. Его необычная
страсть заслуживает того, чтобы рассказать о ней. Герцогу требовались
шестнадцать девушек, которых разбивали попарно, и каждая пара должна была
отличаться от других прической.
Мы с клиентом, обнаженные, лежали на мягком
ложе, а справа расположились шестнадцать музыкантов — молодых, красивых и,
естественно, тоже обнаженных. Герцог заранее говорил мне, какую похотливую
позу или какой сладострасный поступок он ожидает от очередной пары, об этом
сообщалось музыкантам, и сама музыка — ее ритм, тональность, мелодия —
должна была подсказать входящим в комнату девушкам, какое желание загадал их
господин. Если они угадывали, музыка прекращалась, и герцог содомировал
обеих догадливых девиц. Если же им не удавалось догадаться, что от них
требуется — а в распоряжении каждой пары было целых десять минут, — тогда
сам герцог жестоко порол незадачливых тупиц, и, как легко себе представить,
получал от их недогадливости не меньшее наслаждение, чем от исполнения своих
желаний.
Игра началась: первое желание, которое загадал наш веселый клиент,
заключалось в том, что обе девушки должны пососать его член. Когда они
вошли, раздалась фуга, загадка была разгадана моментально, и свершились два
акта содомии. Вторая пара должна была облизать мне вагину, но, несмотря на
все их усилия, девушки так и не смогли расшифровать музыку, поэтому были
выпороты; от третьей пары герцог захотел, чтобы выпороли его, девушки
догадались и с удовольствием сделали это. От четвертой пары требовалось
ласкать члены всех шестнадцати музыкантов, и четвертая пара потерпела
неудачу. Пятая должна была испражниться посреди комнаты, но прошло десять
минут, и распутник вновь взял в руки плеть. Шестая пара быстро догадалась,
что они должны заняться лесбийскими утехами. Вошедшие следом так и не
сообразили, что должны выпороть друг друга, за это получили порку от руки
герцога. Восьмой паре музыка подсказала, что следует содомировать нашего
героя искусственным фаллосом, и он выбрал именно этот момент, чтобы
извергнуться в мой зад. На этом музыкальная игра закончилась.
Еще месяца три мы жили такой фривольной и прибыльной жизнью, после чего
я совершила выдающийся по своей низости поступок и получила еще сто тысяч
цехинов.
Из всех светских дам, которые с завидным постоянством посещали мой
салон, самой распутной, наверное, была супруга испанского посланника. Мы
приводили ей женатых, женщин, девственниц, мальчиков, кастратов — она с
удовольствием наслаждалась любым предметом, и хотя посланница была молода и
красоты ангельской, ее похоть отличалась такой необузданностью и мерзостью,
что вскоре она потребовала уборщиков улиц, мусорщиков, подметальщиков,
могильщиков, мелких карманников, бродяг — короче, все, что ни есть самого
презренного, грязного и вульгарного. Если ее тянуло на женщин, их следовало
находить среди самых дешевых и пакостных потаскух в жутких трущобах, то есть
в местах самых отвратительных. Запершись с этим сбродом, блудница семь или
восемь часов подряд предавалась мерзопакостнейшим утехам, после чего,
пресытившись столь необычными плотскими удовольствиями, переходила к
наслаждениям застольным и завершала день еще более сумасшедшими оргиями.