В самом деле, чего ей бояться? Она ничем не рискует, потому
что проведет остаток своих дней в святой обители. Но если ты, Жюльетта,
освободишься от этого бремени, которое так тяготит тебя, ты навсегда
закроешь себе все пути к замужеству. Подумай над этим и поверь мне:
невероятные несчастья могут стать следствием утраты той части тела, с
которой ты так легкомысленно собираешься расстаться. Поверь мне, мой ангел,
я безумно люблю тебя, поэтому советую тебе оставить Сент-Эльм в покое;
возьми лучше меня, и я удовлетворю все желания, которые не дают тебе покоя.
Но если тебе этого мало, выбери в монастыре невинную девушку, насладись ее
первыми плодами, и тогда я сама, своими руками, сорву сладкий плод твоей
невинности. Нет нужды говорить тебе, что это будет больно. Но не бойся, я
все сделаю аккуратно. Как я это сделаю. — тебя не касается, но ты должна
дать торжественную клятву, что отныне ни словом не обмолвишься с Сент-Эльм.
А если ты ее нарушишь, месть моя будет страшной и беспредельной.
Я слишком дорожила расположением этой стервозной женщины, чтобы
обмануть ее доверие; кроме того, я сгорала от нетерпения вкусить обещанные
ею удовольствия, поэтому оставила в покоя Сент-Эльм.
— Ну и как, — спросила меня Дельбена месяц спустя, в течение которого
она незаметно испытывала меня, — ты сделала выбор?
И вы, добрые друзья мои, ни за что не догадаетесь, кто стал объектом
моего извращенного воображения. То самое бедное создание, которое до сих пор
стоит у вас перед глазами: моя собственная сестра. Но мадам Дельбена слишком
хорошо знала ее и жалела, поэтому начала меня отговаривать.
— Согласна с вами, — наконец, сдалась я. — Но в таком случае я выбираю
Лоретту.
Ее молодость — ей было только десять лет, — ее красивое, будто
озаренное теплым светом личико, ее благородное происхождение — все в ней
возбуждало, воспламеняло меня, и не видя никаких препятствий для такого
предприятия — дело в том, что у маленькой сиротки не было других
покровителей, кроме престарелого дяди, жившего в сотне лье {Старинная мера
длины во Франции.} от Парижа, — настоятельница уверила меня, что дело можно
считать решенным и что девочка станет жертвой моих преступных желаний.
Мы назначили день, и накануне драмы Дельбена затащила меня в свою келью
провести ночь в ее объятиях. Как-то сам по себе наш разговор перешел на темы
религии.
— Я боюсь, — сказала она, — как бы ты не совершила слишком опрометчивый
поступок, дитя мое. Твое сердце, соблазняемое разумом, еще не достигло того
состояния, в котором я хотела бы его видеть. Ты до сих пор напичкана
суеверной чепухой, по крайней мере, так мне кажется. Послушайся меня,
Жюльетта, доверься мне полностью и постарайся сделать так, чтобы в будущем
ты, так же как и я сама, опиралась на надежные принципы в самых
исключительных ситуациях.
Когда начинают болтать о религии, первым делом вспоминают догмат о
несомненном существовании Бога, и, поскольку это и есть фундамент данного
ветхого сооружения, называемого религией, я начну именно с него.
Поверь, Жюльетта, нет никаких сомнений в том, что фантастическая мысль
о существовании Бога имеет своим истоком не что иное, как ограниченность
ума. Не зная, с кого или с чего началась вселенная вокруг нас, беспомощные
перед абсолютной невозможностью объяснить непознаваемые тайны Природы, мы, в
своем глубочайшем невежестве, поставили над ней некое Высшее Существо,
наделенное способностью производить все эффекты, причины коих нам
неизвестны.
И вот этот отвратительный призрак стал считаться творцом Природы в той
же степени, в какой считается творцом добра и зла; привычка полагать эту
точку зрения истинной и очевидная польза от этой гипотезы, которая угождает
человеческой лености и любопытству, быстро привели к тому, что люди поверили
в сказку так же, как в геометрическое доказательство, и убеждение это стало
столь глубоким, а привычка столь прилипчивой, что с самого начала требуется
недюжинный ум, чтобы не попасть в эти пагубные сети. Всего лишь один
маленький шажок отделяет факт признания Бога от его обожествления, ибо нет
ничего проще, чем молить кого-то постороннего о помощи и защите, нет ничего
естественнее привычки сжигать фимиам на алтарях этого фокусника и
волшебника, которого превозносят одновременно как первопричину и как
распорядителя всего существующего. Иногда его считали злобным, потому что из
непреложных законов Природы вытекают порой весьма неприятные результаты.
Тогда, чтобы ублажить его, приносили жертвы, с ними связаны посты,
изнурение, наложение эпитимьи {Наложение наказания во искупление греха.} и
прочий идиотизм — плод страха многих и отъявленного мошенничества немногих.
Или, если хочешь, извечные, неизменные плоды человеческой слабости, ибо пока
человек считает слабость своим уделом, он будет надеяться на богов и в то же
время будет страшиться их и оказывать им высшие почести как неизбежное
следствие глупости, которая возвела этих богов на пьедестал.
Само собой разумеется, моя дорогая, мнение, согласно которому
существует некий Бог и что он есть всемогущая сила, творящая и изобилие и
нищету, лежит в основе всех мировых религий. Но какую из них следует
предпочесть? Каждая выдвигает массу аргументов в свою пользу, каждая
ссылается на какие-то тексты, священные книги, вдохновленные своим
собственным божеством, каждая начисто отрицает все остальные. Признаюсь,
разобраться во всем этом довольно трудно. Единственный проводник в ночной
тьме — мой разум, и я высоко поднимаю этот светильник, помогающий мне
критически посмотреть на все эти противоречащие друг другу кандидатуры на
мою веру, все эти басни, которые я считаю нагромождением притянутых за уши
несуразностей и банальностей, от которых содрогаюсь от отвращения.