Величайшая глупость думать, что коль скоро вы родились на той или иной
географической широте, вы должны подчиняться обычаям данной местности. В
самом деле, неужели я буду мириться с несправедливостями по отношению к себе
только в силу случайности места своего рождения; я таков, каким сделала меня
Природа, и если есть противоречие между моими наклонностями и законами моей
страны, вините в том Природу, а не меня.
Но ты представляешь собой угрозу для общества, могут сказать мне, и
общество, защищая свои интересы, должно изгнать тебя из своей среды.
Абсолютная чепуха! Уберите свои бессмысленные преграды, дайте всем людям
равное и справедливое право мстить за зло, причиненное им, и никаких
кодексов и законов вам не понадобится, не потребуются усилия безмозглых и
самодовольных педантов, которые носят смешное звание криминалистов, которые,
кропотливо взвешивая на своих весах чужие поступки и ослепленные своим
завистливым и злобным гением, отказываются понять, что если для нас Природа
является сплошными розами, для них она не может быть ничем, кроме как
чертополохом.
Предоставьте человека Природе — она будет для него лучшим советчиком,
нежели все законодатели, вместе взятые. Самое главное — разрушьте
перенаселенные города, где скопление пороков вынуждает вас принимать
карательные законы. Неужели так уж необходимо человеку жить в обществе и
испытывать стадное чувство? Верните его в лесную глушь, из которой он вышел,
дайте ему возможность делать то, что он хочет. Тогда его преступления, такие
же изолированные, как и он сам, никому не принесут вреда, и ваши
ограничительные установления отпадут сами по себе; дикий человек имеет
только две потребности — потребность сношаться и потребность есть, и обе
заложены в него Природой. Стало быть, все, что он делает для их
удовлетворения, вряд ли можно назвать преступным; если в нем порой и
пробуждаются иные чувства, их порождает только цивилизация и общество. Коль
скоро эти страсти — только детище обстоятельств, потому что они присущи
образу жизни общественного человека. По какому праву, я вас спрашиваю, вы их
клеймите?
Таким образом, существует лишь два вида побуждений, которые испытывает
человек: во-первых, те, которые вызваны его состоянием дикости, поэтому было
бы чистым безумием наказывать их, и во-вторых, те, на которые его
вдохновляют условия его жизни среди других людей, так что карать за них уж
вовсе неразумно. Что же остается делать вам, невежественным и глупым
современным людям, когда вы видите вокруг себя зло? Да ничего — вы должны
любоваться им и молчать, именно любоваться, ибо что может быть более
вдохновляющим и прекрасным, чем человек, обуреваемый страстями; и потому
молчать, что вы видите перед собой дело рук Природы, которое вы должны
созерцать, затаив дыхание и с глубоким почтением.
Что же до моей личности и моего поведения, я согласен с вами, друзья
мои, в том, что мир может содрогнуться перед таким злодеем, как я; не
существует запретов, которые я бы не нарушил, нет добродетелей, которые я бы
не оскорбил, преступлений, которых бы не совершил, и я должен признаться,
что только в те минуты, когда я действовал вразрез со всеми общественными
условностями, со всеми человеческими законами, — только тогда я
по-настоящему чувствовал, как похоть разгорается в моем сердце и сжигает его
своим волшебным огнем. Меня возбуждает любой злодейский или жестокий
поступок; больше всего меня вдохновляло бы убийство на большой дороге, а еще
больше — профессия палача. В самом деле, почему я должен отказывать себе в
поступках, которые бросают меня в сладострастную дрожь?
— Ах, — пробормотала Лауренция, — подумать только: убийство на большой
дороге…
— Вот именно. Это высшая степень насилия, и любое насилие возбуждает
чувства; любое волнение в нервной системе, вызванное воображением,
увеличивает наслаждение. Поэтому если мой член поднимается при мысли выйти
на большую дорогу и кого-нибудь убить, эта мысль внушена мне тем же самым
порывом, который заставляет меня расстегивать панталоны или задирать юбку, и
ее следует извинить на том же самом основании, и я буду претворять ее с
таким же спокойствием, но с еще большим удовольствием, так как она намного
соблазнительнее.
— Но скажите, — поинтересовалась моя подруга, — неужели мысль о Боге
никогда не удерживала вас от дурных поступков?
— Ах, не говорите мне об этой недостойной химере, которую я презирал
уже в двенадцатилетнем возрасте. Мне никогда не понять, как человек, будучи
в здравом уме, может хоть на миг увлечься отвратительной сказкой, которую
отвергает сердце и разум и которая находит сторонников только среди глупцов,
подлых мошенников или самозванцев. Если бы на самом деле существовала такая
штука, как Бог, господин и создатель вселенной, он был бы, судя по
представлениям его поклонников, самым странным, жестоким, порочным и самым
кровожадным существом на свете, и ни у кого из нас, смертных, недостало бы
сил и возможностей ненавидеть его, презирать, ругать и оскорблять его в той
мере, в какой он этого заслуживает. Самая большая услуга, какую только
законодатели могут оказать человечеству, заключается в том, чтобы издать
суровый закон против теократии. Мало кто понимает, насколько важно снести с
лица земли поганые алтари этого презренного Бога; пока эти фатальные идеи
будут витать в воздухе, человек не узнает ни мира, ни покоя, и угроза
религиозных распрей всегда будет висеть над нашими головами. Правительство,
допускающее любые формы боготворения, совершенно не понимает философской
цели, к которой все мы должны стремиться, и я в любое время я готов доказать
вам, что ни одно правительство не будет сильным и уверенным, пока разрешает
боготворить некое Высшее Существо — этот ящик Пандоры, этот обоюдоострый
меч, смертельно опасный для всякой власти, эту ужасную систему, согласно
которой каждый воображает, будто имеет право ежедневно резать другим глотку.