Кроме того, она мне
прочистила задний проход не хуже мужчины, по крайней мере доставила мне не
меньшее удовольствие!
— Ну и как ты себя чувствуешь? — спросила она, поднимаясь на ноги.
— Клянусь влагалищем! — вскричала я. — Ты неподражаема, ты — средоточие
похотливости, твои страсти едва не спалили меня, и теперь сделай со мной все
то, что я проделала с тобой.
— Что?! Ты хочешь, чтобы я тебя била?
— Бей меня, бей!
— И унижала? И топтала?
— Скорее — я жду.
— Хочешь, чтобы я мочилась тебе в рот?
— Ну конечно, любовь моя; торопись, мое извержение близится.
Дюран, более опытная в подобных забавах, нежели я, действовала с таким
несравненным мастерством, что я изверглась в тот самый момент, когда ее
страстный язык погрузился в мое влагалище.
— О, как ты сладко кончаешь, сердце мое! — нежно проворковала она. — С
каким восторгом отвечаешь на ласки! Теперь я знаю что мы прекрасно заживем
вдвоем.
— Не стану отрицать, Дюран, что ты потрясла все мои чувства, и я
безмерно счастлива, что встретила такую женщину. Мы с тобой будем
властительницами Вселенной, вдвоем мы покорим саму Природу. Ах, какие
мерзости, какие преступления мы совершим, дорогая моя Дюран!
— А ты не жалеешь о Клервиль?
— Как я могу жалеть о ком-то, если у меня есть ты?
— Но что, если я выдумала всю эту историю только для того, чтобы
устранить соперницу?
— Тогда это было бы редчайшее на свете злодейство!
— Но если я его совершила?
— Так ведь сама Клервиль сказала мне, что ты предложила отравить меня
за две тысячи золотых монет.
— Я знала, что она передаст тебе эти слова, и нисколько не сомневалась
в том, что ты ей не поверишь и поймешь это как неуклюжую хитрость с ее
стороны и как сигнал к тому, что настало время сделать то, что я хотела,
чтобы ты сделала.
— Почему ты хотела, чтобы это сделала я? Разве сама ты не могла убить
ее?
— Мне было очень важно, чтобы моя соперница погибла от твоей руки — без
этого мое удовольствие было бы неполным.
— Ты — страшная женщина! Но погоди, ведь она была не в себе в тот день,
когда мы были у тебя в гостях, она даже не смогла насладиться твоими
лакеями; мне кажется, она сделала тебе какой-то знак…
— Я нарочно создала такую обстановку и точно рассчитала, что это на
тебя подействует, что ее беспокойное поведение насторожит тебя и сделает ее
виновной в твоих глазах. Когда же я предлагала ей отравить тебя за две
тысячи золотых, я заронила в нее подозрение, что подобное предложение я могу
сделать и тебе. Вот чем объясняется ее предупреждающий жест — она боялась
оставить нас вдвоем, а ее нервозность оказала на тебя именно тот эффект, на
который я рассчитывала.
Когда же я предлагала ей отравить тебя за две
тысячи золотых, я заронила в нее подозрение, что подобное предложение я могу
сделать и тебе. Вот чем объясняется ее предупреждающий жест — она боялась
оставить нас вдвоем, а ее нервозность оказала на тебя именно тот эффект, на
который я рассчитывала. Таким образом два часа спустя Клервиль была мертва.
— Я должна понимать это так, что она невиновна?
— Она обожала тебя… Так же, как и я, и присутствие соперницы было для
меня невыносимым.
— Наслаждайся своей победой, коварная, — восхитилась я, обнимая Дюран.
— Теперь ты можешь торжествовать: я боготворю тебя, и если бы мне пришлось
повторить все снова, я бы сделала это не задумываясь и без всяких причин,
которые ты придумала, чтобы облегчить мое преступление… Но почему ты не
призналась в своей любви еще в Париже?
— Я не посмела, так как рядом была Клервиль, а когда позже ты еще раз
пришла ко мне, со мной был мужчина. Потом меня арестовали. Но освободившись,
я всюду следовала за тобой, любовь моя, и никогда не упускала тебя из виду;
я поехала за тобой в Анжер, затем в Италию; все время, пока я занималась
своей торговлей, я не спускала с тебя глаз. Надежда моя поколебалась, когда
я узнала о твоих наперсницах — Донис, Грийо, Боргезе, — и от нее почти
ничего не осталось, когда ты вновь встретилась с Клервиль. Но я все равно
поехала за вами из Рима, и вот здесь, отчаявшись от столь долгого ожидания,
я решилась разрубить этот узел; остальное тебе известно.
— То, что ты рассказала, просто невероятно! В ком еще встретишь
подобный пример коварства, ловкости, злобности, порочности и ревности?
— Это потому, что ни у кого нет таких страстей, потому что никто
никогда не любил тебя так, как я люблю тебя.
— А когда пламя потухнет в тебе, Дюран, ты поступишь со мной так же,
как я поступила с Клервиль?
— Хорошо, мой ангел, я развею твою тревогу. Но требую, чтобы гы
оставила себе только одну из своих девиц — Элизу или Раймонду. Выбирай
любую, но двоих иметь тебе я не позволю и предупреждаю об этом заранее.
— Со мной останется Раймонда.
— Прекрасно, Так вот, если она станет свидетельницей твоей неожиданной
или необъяснимой смерти, пусть вина за это падет на меня. А теперь, —
продолжала Дюран, — я прошу тебя написать записку и отдать ее на хранение
Раймонде; в этой записке ты назовешь меня своей убийцей в том случае, если
смерть твоя наступит каким-либо трагическим образом во время нашей
совместной жизни.
— Нет, такие предосторожности ни к чему; я верю тебе, вверяю свою жизнь
в твои руки и делаю это с радостью. Только оставь мне и Элизу, не мешай мне
и не ревнуй меня. Я — распутница, я не обещаю тебе вести себя безупречно, но
клянусь чем угодно, что буду любить тебя всегда.
— Я не собираюсь тиранить тебя, Жюльетта, напротив, я сама буду служить
твоим удовольствиям, я готова смешать землю с небом ради твоего счастья.