— Но мы будем вести себя так, будто ничего не случилось.
— Разумеется. Мы искупаемся в ее ласках.
— Предоставь это мне, ты ведь знаешь, какой я бываю в коварстве.
— Мы будем ласкать ее всю ночь.
— Непременно.
— Ах, мой ангел, подумать только: мы станем самыми богатыми женщинами
на свете!
— Только после этого не надо задерживаться в Неаполе.
— Да, да, мы сразу покинем Италию. Вернемся в нашу милую Францию, купим
богатые поместья и проживем остаток жизни вместе… Как мы будем счастливы,
Жюльетта!
— С нашим богатством мы сможем позволить себе все, — подхватила я. —
Только идиоты не смеют употреблять все средства — и законные и незаконные, —
чтобы быть счастливыми. Мне кажется, Клервиль, я скорее умру, чем откажусь
от воровства; оно доставляет мне одно из самых больших удовольствий, и без
него я не представляю себе жизни. В такие минуты я испытываю такое же
ощущение, какое испытывает обычная женщина во время плотских утех.
Преступление щекочет и возбуждает нервы, связанные с зонами наслаждения,
точно так же, как это делает палец или мужской орган; я извергаюсь даже при
мысли о преступлении, которое мне предстоит совершить. Вот бриллиант,
который предлагала мне Шарлотта, он стоит пятьдесят тысяч. Я не приняла его.
Он был противен мне в качестве подарка, но я его украла, и теперь он мне
очень дорог.
— Значит, ты все-таки завладела им?
— Конечно. И меня нисколько не удивляет, что есть люди, которые
предаются подобной страсти единственно для того, чтобы испытать жгучее
наслаждение. Я буду воровать до конца своей жизни, будь у меня два миллиона
дохода, все равно я не отступлю от своих принципов.
— Теперь я совершенно уверена, что Природа создала нас друг для друга.
Поэтому нам просто нельзя расставаться ни в коем случае.
За обедом мы втроем обсуждали завтрашнюю экскурсию на Везувий. А
вечером были в Опере; сам король подошел к нашей ложе засвидетельствовать
нам свое почтение, и все глаза были устремлены на нас. Вернувшись домой, мы
ели душистое жаркое, запивая его кипрским вином, потом испытали семь или
восемь оргазмов в объятиях женщины, которой уже вынесла приговор наша
порочность. После этого уложили ее в постель и остаток ночи провели вдвоем;
до того, как наступил рассвет, мы еще несколько раз сбросили семя при
восхитительной мысли о том, что очень скоро будем попирать ногами
возвышенное чувство дружбы и пред-. анности. Я, конечно, понимаю, что такое
злодеяние могут оценить только высоко организованные умы, наподобие наших, и
заслуживает жалости человек, лишенный подобной возможности, ибо он лишен
необыкновенных удовольствий; более того, я утверждаю, что он не знает, что
такое истинное счастье.
Мы поднялись вместе с солнцем.
Мы поднялись вместе с солнцем. Преступные замыслы не дают спать,
приводя в смятение все чувства; мозг непрестанно перебирает их, и вы не
только предвкушаете удовольствие — вы его испытываете в полной мере.
Карета, запряженная шестеркой лошадей, доставила нас к подножию
Везувия. Там мы нашли проводников, которые захватили с собой веревки и
прочее снаряжение, необходимое для подъема на вулкан, а путь до вершины
занял у нас два часа и стоил пары новой обуви. Несмотря на усталость, мы
пребывали в превосходном расположении духа и много шутили с Олимпией, и
бедняжка до последнего момента не догадывалась о причине нашего настроения.
Между прочим, это нелегкий труд — карабкаться на гору по щиколотку в
пепле, когда, сделав четыре шага вперед, вы сползаете вниз на шесть шагов,
когда над вами постоянно висит опасность провалиться сквозь тонкую корку в
расплавленную лаву. Поднявшись наверх, мы сели на самом краешке кратера и с
замиранием сердца заглянули в глотку вулкана, который в минуты гнева бросает
в дрожь Неаполитанское королевство.
— Как вы думаете, нам нечего сегодня бояться? — спросили мы у
проводников.
— Нет. Может случиться выброс серы и кусочков пемзы, но непохоже, что
будет извержение.
— В таком случае, друзья, — сказала Клервиль, — оставьте корзину с
закусками и можете возвращаться в деревню. Мы хотим побыть здесь.
— А вдруг что-то случится.
— Вы же сами сказали, что все будет в порядке.
— Никогда нельзя быть уверенным…
— Ну что ж, если начнется что-нибудь серьезное, мы сами спустимся вниз
и будем оттуда наблюдать за извержением.
Клервиль сопроводила свои слова несколькими золотыми монетами, и
разговор был окончен.
Когда проводники спустились достаточно далеко, мы с Клервиль обменялись
быстрым взглядом.
— Будем действовать хитростью? — шепотом спросила я.
— Нет, силой, — ответила она.
В следующий момент мы схватили Олимпию.
— Итак, сука, — сказали ей, — ты нам надоела; мы привели тебя в это
место, чтобы расправиться с тобой. Под нами вулкан, куда ты сейчас
отправишься живьем.
— Пощадите! — простонала она. — Что я вам сделала?
— Абсолютно ничего. Ты нам надоела, разве этого мало?
Мы сунули ей в рот перочинный нож, чтобы она прекратила свои стоны и
горестные жалобы. Потом Клервиль связала ей руки шарфом, который мы
захватили специально для этой цели; я связала ноги, и когда Олимпия
оказалась в беспомощном состоянии, мы отступили в сторону и расхохотались.
Из ее прекрасных глаз ручьями текли слезы, оставляя жемчужные капельки на ее
величественной груди. Мы раздели ее и начали терзать ее тело: щипали
белоснежные груди, кололи булавками ягодицы, вырывали из лобка волосы, а я
откусила ей клитор.