Допустим, на сей раз
ты избежишь гибели, но что будет дальше? Ты сделаешься жертвой своей матери
завтра же, если ей не удастся погубить тебя сегодня. Поэтому открой свои
прекрасные глаза, неразумное дитя, и подумай сама: что постыдного в том,
чтобы пролить злодейскую кровь? Перестань тешить себя иллюзией, будто между
тобой и этой злодейкой существует какая-то иная связь, кроме той, что
связывает охотника со своей добычей.
— Вы были ее подругой?
— Да, но только до того момента, как узнала, что она собирается
уничтожить создание, которое я люблю больше всего на свете.
— Мне кажется, у вас с ней одинаковые вкусы и страсти.
— Возможно, но в отличие от нее я ненавижу преступления, в отличие от
нее я — не волчица, жаждущая крови и жестокости; я люблю своего мужа, а
убийство всегда считала самым чудовищным поступком. Поэтому не надо
сравнивать нас, Аглая, это беспочвенно, это бесчестит меня, и, кроме того,
так мы теряем драгоценное время, ибо время разговоров кончилось — пора
переходить к делу.
— Ах, сударыня, вы хотите, чтобы я вонзила кинжал в грудь моей матери?
— Ты говоришь — матери? Как ты смеешь называть этим именем женщину,
которая намерена убить своего ребенка, сделавшись твоим заклятым врагом, она
заслуживает уничтожения, как бешеный дикий зверь.
Я вновь заключила Аглаю в объятия и употребила все свое искусство,
чтобы ее смятение было погребено под лавиной изощренных ласк; она постепенно
успокоилась, забыла все сомнения, и, наконец, покорно согласилась на все {В
самом деле, чего только нельзя добиться от женщины, заставив ее испытать
оргазм. Опыт подсказывает, что едва лишь ее влагалище оросится соком, как
она будет готова на самую неслыханную жестокость; если женщины, от рождения
склонные к злодейству, удосужатся обратить внимание на свои эмоции, они
согласятся, что существует неразрывная связь между физическими ощущениями и
моральными извращениями. Чем быстрее они поймут это, тем шире сделается круг
их удовольствий, ибо они научатся бросать зерна своего сладостолюбия в
благодатную унавоженную почву, из которой вырастают дивные цветы
наслаждения. Приведу один пример: прежде у Арсинои было единственное
удовольствие — совокупляться. Ей попался опытный любовник — либертен,
который, уловив момент, когда она находилась в состоянии экстаза, предложил
ей совершить злодейство. После чего Арсиноя заметила, что ее удовольствие
возросло десятикратно и еще больше усилило ее похоть. Таким образом она
обогатила свой репертуар. Этого может добиться любая женщина, стоит лишь
последовать примеру Арсинои и подсыпать в блюдо одного удовольствия пряную
приправу другого. Всякая непристойность влечет за собой другую, и чем больше
пряностей вы добавите к плотским утехам, тем счастливее будет ваша жизнь.
(Прим. автора)}.
Увлекаемая моими пагубными речами, эта маленькая
очаровательная бестия дошла до такой стадии, где ей ничего не оставалось,
кроме как продлить свое наслаждение мыслью о мести; одним словом, я искусно
подвела ее к оргазму в тот самый момент, когда она в своем воображении
расправлялась с матерью. Только после этого мы встали с постели.
— Итак, мой друг, — объявила я Сбригани, — настал момент заняться
нашими жертвами, собирай своих людей, пусть они закуют их в кандалы.
Первым делом схватили мать и бросили ее в подземелье замка, где вскоре
к ней присоединилась графиня. Она ничего не могла понять и была изумлена до
крайности. Аглая тоже была здесь.
— Чудовище! — обратилась я к синьоре Донис. — Справедливость требует
сделать тебя жертвой собственного злодейства.
— Что я слышу? Ах, коварная дрянь, разве не твоими стараниями был
задуман этот заговор?
— Ха, ха! Я просто хотела вывести тебя на чистую воду и заставить
сознаться в твоих тайных преступных замыслах, но теперь ты в наших руках, и
мне не надо больше притворяться.
Когда наступила ночь, я велела привести обеих пленниц в салон, который
синьора Донис превратила в арену для своих ужасов. Аглая, по-прежнему
твердая в своем убеждении, подстегиваемая моими гневными словами, с
удовольствием наблюдала за происходящим; ее ничуть не трогали ни трагическая
участь, ожидавшая ее бабушку, ни жестокие мучения, уготовленные матери. Я
догадалась заранее сообщить ей, что дьявольский замысел графини созрел в ее
голове не без помощи старухи, и истязания начались.
Они происходили в полном соответствии с планом синьоры Донис, только
вместо того, чтобы быть главной исполнительницей, кровожадная женщина
сделалась их объектом. Мы с Аглаей легли в большую ванную и принялись
ласкать друг друга всевозможными способами, а на нас лилась кровь бедных
женщин, которых нещадно колол кинжалом Сбригани. Здесь, к чести Аглаи, я
должна добавить, что она держалась великолепно, постепенно переходя от
одного удовольствия к другому, а затем — к экстазу, и ее исступление
находилось на высшей точке вплоть до самого окончания операции, которая,
кстати говоря, была достаточно продолжительной. Сбригани употребил большое
искусство, чтобы продлить пытку и, как вы, наверное, догадываетесь, увенчал
ее тем, что совершил содомию с обеими жертвами, которые испустили дух в его
объятиях.
Я от души поблагодарила своего изобретательного супруга за отменный
спектакль и добавила:
— Теперь мы полноправные хозяева этого дома. А ты, Аглая, — продолжила
я, — видишь перед собой плоды моего преступления: оставаясь подругой твоей
матери, я получила бы только часть ее богатств, а теперь все стало моим.
Огонь, который ты разожгла в моем сердце, горит до сих пор, и я хочу
включить тебя в свою свиту, вместе с Элизой и Раймондой.