Так чем же мое предложение оскорбляет встреченного мною человека? Какой
вред принесет ему принятие этого предложения? Если во мне нет ничего такого,
что может возбудить его страсть, ну что ж — тогда удовольствие легко
получить за деньги, и он, быть может, даже поторговавшись, без дальнейшего
промедления отдаст мне свое тело; я имею неоспоримое право применить силу и
принуждение, если, удовлетворяя его доступными мне средствами — будь то мой
кошелек или мое тело, — он хоть на секунду заупрямится и не захочет отдать
мне то, что я по справедливости должна получить от него. Оскорбляет Природу
тот, кто отказывается удовлетворить желание своего ближнего. Я, например,
ничем не оскорбляю ее, когда покупаю то, что вызывает мой интерес, и плачу
справедливую цену за то, что мне предлагается. Еще раз повторяю: целомудрие
не есть добродетель, это — условность и ничего больше. Целомудрие придумали
распутники, вечно ищущие новых утонченных наслаждений, посему это нечто
искусственное, но ни в коей мере не естественное чувство. Женщина,
предоставляющая свои услуги первому встречному, проституирующая направо и
налево, в любой момент и в любом месте, возможно, и совершает поступок,
противный обычаям, принятым в ее стране, но никоим образом не делает, и не
может сделать, ничего дурного окружающим, которым такое поведение не вредит,
а скорее, нравится так же, как нравится Природе. Сама Природа подталкивает
нас к самому изощренному разврату и злодейству. Воздержанность — будьте
уверены в этом! — добродетель глупцов и фанатиков, она чревата погибелью и
не влечет за собой ничего путного; она вредна как для мужчины, так и для
женщины; она разрушает здоровье, так как семя от этого застаивается и
пропадает, оставаясь в чреслах, между тем как оно для того и накопляется,
чтобы быть выброшенным из организма как любое другое выделение. Словом,
самое ужасное извращение неизмеримо менее опасно для здоровья, чем
целомудрие, и самые известные народы земли, так же, как и самые знаменитые
их представители были одновременно и самыми развратными. Совокупление —
беспрепятственное, прилюдное и всеобщее — вот желание Природы, и этот обычай
широко распространен по всему миру, пример тому — животные. Но абсолютно
противоречит замыслам нашей праматери обычай, когда мужчина берет себе
только одну жену, как это делают в Европе, или когда женщина выходит сразу
за нескольких мужчин и становится их собственностью, как это бывает в
некоторых землях Африки, или же когда один мужчина берет в жены несколько
женщин, как, скажем, в Турции. Все эти освященные местными законами обычаи
сковывают желания, подавляют страсти и порывы и кастрируют волю; эти мерзкие
условности приводят лишь к бедам и болезням и отравляют душу. И тот, кто
берет на себя смелость управлять людьми, не должен надевать оков на живую
плоть! Дайте человеку свободу действовать самостоятельно, и пусть он сам
ищет то, что лучше всего ему подходит, И- вы не замедлите увидеть, как
хорошо пойдут дела в государстве.
Любой разумный человек скажет вам: «Почему
я должен быть привязанным к тому, кого никогда не полюблю, потому лишь, что
мне требуется сбрасывать семенную жидкость? Какая польза от того, что та же
самая нужда делает моими рабами сотню несчастных, даже имени которых я не
знаю?» Почему такая же потребность в женщине должна ввергать ее в
пожизненное рабство и унижение? И вы, боги, взирающие на бедную девушку,
пожираемую страстями, жаждущую утолить их, что сделали вы, чтобы избавить ее
от этих мук? Вы приковали ее к одному-единственному мужчине. А этот мужчина?
Вы уверены, что его желания полностью совпадают с ее вкусами? Не случится ли
так, как это порой случается, что он возляжет с ней на супружеское ложе
три-четыре раза за всю жизнь или, в лучшем случае, будет получать от нее
удовольствия, которые бедняжка не сможет разделить? Какая же это вопиющая
несправедливость, неужели нельзя запретить такие бессмысленные браки и
предоставить супругов самим себе, чтобы они могли прислушаться к своим,
желаниям и найти то, что им по вкусу! Какая польза обществу от подобных
браков? Вместо того, чтобы крепить узы, они разрушают их и порождают не
друзей, а недругов, Как вы думаете, что прочнее: одна большая семья, какой
мог бы сделаться каждый народ на земле, или пять-шесть миллионов маленьких
семеек, чьи интересы неизбежно вносят смуту, создают вражду и постоянно
сталкиваются с общим интересом? — К чему тогда пустая болтовня насчет
свободы; равенства, братства, что такое единство и дружба между людьми, если
все — братья, отцы, матери, жены — воюют друг с другом? Единство означает
универсальность, но кто осмелится возразить, что такая универсальность
отрицает связи, что их уже не существует, что осталась одна всеобщая связь?
Ну и что она дает? Разве не предпочтительнее вообще не иметь никаких связей,
которые только усиливают вражду? Давайте обратимся к истории. Сколько у нас
лиг, фракций, бесчисленных партий, которые опустошили Францию своими
междоусобицами, когда каждая семья враждует со всеми остальными; и я
спрашиваю вас, могло ли случиться такое, если бы вся Франция была одной
большой семьей? Разве большая, всеобщая семья могла бы превратиться во
враждующих друг с другом зверей, зубами и когтями рвущих друг друга на части
— одни за тирана, другие — за его соперников? Не было бы орлеанцев, которых
грызут бургушщы, или Гизов, поднявшихся на Бурбонов, не было бы всех этих
ужасов, раздирающих Францию и питающихся гордыней и непомерной амбицией
отдельных семейств. Эти страсти исчезнут без следа, когда появится
предлагаемое мною равенство; они канут в забвение, как только будут
разрушены абсурдные брачные узы, А что останется? Однородное мирное
государство с единым образом мысли, с едиными желаниями и целями; счастливо
жить вместе и вместе защищать родину. Конечно, и этот механизм не избежит
поломок, пока сохраняются принятые ныне обычаи и привычки.