— Что касается до вас, милые девушки, — наконец обратился он к моим
служанкам, свирепо глядя на них, — я за вас заплатил, и никто не лишит меня
права сделать с вами все, что подскажет мое необыкновенно богатое
воображение, поэтому готовьтесь к мучительной кончине. Хотя я еще не решил,
каким образом буду истязать ваше нежное тело.
Услышав эти слова, несчастные создания бросились в ноги Корделли,
омывая их слезами. Их лица, в обрамлении роскошных черных волос,
разбросанных в беспорядке по алебастровой груди, являли собой незабываемый
образ горя и отчаяния.
— Черт возьми мою грешную душу, — восхитился Корделли, опускаясь в
кресло и небрежным движением приказав мне ласкать ему член, — я безумно
люблю такие трагические сцены, они страшно возбуждают меня… А что, если я
дам вам кинжалы, несчастные твари, и заставлю исколоть друг друга до смерти?
Мне кажется, это неплохо будет выглядеть, а? — И монстр с удовольствием
принялся щипать нежные соски несчастных, а жилистый фаллос, разбухавший в
моих руках, свидетельствовал о восторге своего хозяина.
— Дайте-ка мне их задницы, — сказал он дуэньям, — поставьте их так,
чтобы я мог щекотать языком их маленькие дырочки. А ты, Дюран, помоги
Жюльетте.
За одну минуту он искусал до крови безупречные девичьи ягодицы, оставив
в них глубокие следы зубов, потом просунул голову между ног Раймонды и с
такой силой впился в ее клитор, что бедняжка лишилась чувств. Придя в
восторг от такого результата, он сделал то же самое с Элизой, но она
дернулась, и вместо клитора его зубы вцепились в ее нижние губки, от которых
он оторвал внушительный кусок. Несмотря на разрушительные последствия его
натиска, Корделли захотел тут же совокупиться с ними. Девушек уложили на
длинный диван животом вниз, головой вплотную к трупам, развешанным на стене.
После чего, с моей помощью, развратник в течение двадцати минут прочищал им
задницы и влагалища. Потом поставил одну из них на четвереньки, другую
посадил ей на плечи, взял розги и долго терзал божественные ягодицы Элизы и
восхитительную грудь Раймонды, в то время как обе дуэньи аккуратно кололи
его седалище серебряными булавками. Девушки сменили позицию, чтобы он мог
превратить в окровавленные лохмотья еще нетронутые груди и ягодицы. Затем
принесли тазы с водой, обмыли раны, и Корделли, демонстрируя чудовищную
эрекцию, велел приблизиться одному из сыновей. Все дары щедрой Природы
сочетались в этом очаровательном ребенке: прекрасное лицо, нежнейшая кожа,
маленький ротик, вьющиеся волосы и несравненнейший зад.
— М-да, он действительно очень похож на свою мать, — заметил Корделли,
поцеловав мальчика.
— А что стало с этой несчастной? — полюбопытствовала я.
— Стыдись, Жюльетта; ты так стараешься уличить меня в злодействе — я
чувствую это.
— Стыдись, Жюльетта; ты так стараешься уличить меня в злодействе — я
чувствую это. Но к твоему удивлению и, быть может, разочарованию я покажу
тебе эту женщину прямо сейчас.
Заметив недоверие в моих глазах, он продолжал:
— Ну что ж, вот она. — И он указал на один из трупов, висевших на
крючьях. — Вот его мать, если не веришь, спроси сама. Не прошло и тридцати
шести часов, как я сорвал цветок невинности у этого парня здесь, в этой
самой комнате, когда он лежал в объятиях своей любимой и еще живой матушки;
вскоре после этого — он может подтвердить! — на его глазах я жестоко замучил
ее и отправил туда, куда скоро, и способом не менее интересным, отправлю
дорогого сынка этой прекрасной синьоры.
Старые женщины навалились на ребенка, я увлажнила ему задний проход и
ввела туда необыкновенной твердости стержень; Дюран сосала ганимеда спереди,
и итальянец совокупился с ним, лаская мой зад.
Сохраняя над собой удивительный контроль и демонстрируя потрясающее
хладнокровие, несмотря на свое крайнее возбуждение, Корделли покинул потроха
сына, не обронив ни капли спермы.
Между тем подвели второго юношу. После такой же церемонии и с тем же
бережным отношением к собственному семени распутник жестоко выпорол обоих. В
продолжение экзекуции он то и дело наклонялся пососать юношеские органы и в
конце концов, в припадке жестокой похоти, укусил одному из них яичко, да с
такой силой, что мальчик охнул и потерял сознание. С прежним хладнокровием
Корделли принялся за дочерей; первая, которую к нему подвели, не была
красавицей, но было в ней какое-то необъяснимое очарование в сочетании с
умилительной скромностью и невинностью.
— Она — девственница, — заявил нам Корделли, — можете убедиться сами.
Но ее куночка меня больше не прельщает, поэтому положите ее на софу попкой
кверху и держите крепче.
Когда перед ним предстали трогательные в своей беззащитности ягодицы,
злодей набросился на них и за несколько минут довел их до самого жалкого
состояния, после чего совершил содомию. Потом, решив, что достаточно
возбудил свой пыл, чтобы покуситься на влагалище, он велел перевернуть
девочку и, подгоняемый нашими умелыми пальцами и губами, за два мощных
толчка протаранил девственную плеву; вытащил свой багровый орган и вставил
снова в святилище, которое было для него дороже всего, затем опять ворвался
в зад одного из мальчиков и сбросил там свой заряд. Вот так, наконец, он
испытал оргазм, который уместнее назвать ударом грома, и я испугалась, как
бы от этого взрыва не рухнули стены. Мы столпились вокруг него; он целовал
мои ягодицы, одна из женщин порола его, Дюран прочищала ему задний проход,
Элиза щекотала яички, Раймонда подставила ему свой зад, который он яростно
щипал; одним словом, все живое вокруг участвовало в этом неописуемом по мощи
извержении.
— Готово! — тяжко выдохнул он, когда все кончилось. — Теперь я должен
прийти в себя, для чего потребуются пытки.