Затем,
одного за другим, я приняла целую процессию: шестеро, как я поняла, были
служителями правосудия, а четверо — божьими слугами; все они сношали меня в
зад. После этого я, усталая и возбужденная еще сильнее, пошла в туалетную
комнату; она была предназначена для женщин, поэтому ее обслуживали
исключительно мужчины; молодой прислужник усадил меня на стульчик, похожий
на трон; стоя на коленях, он дождался, пока я сделаю свое дело, помог мне
встать и почтительно спросил, не требуется ли мне его язык; вместо этого я
прижалась задом к его лицу, и он, самым приятным образом, тщательно облизал
мне анус. Вернувшись в залу, я заметила несколько мужчин, которые,
по-видимому, специально Поджидали выходящих из туалета женщин; один из них
подскочил ко мне и попросил позволения поцеловать мой зад; я наклонилась,
его язык быстро обшарил вход в отверстие, и он тотчас поднялся с колен, а по
его расстроенному лицу я заключила, что он не ожидал найти эту часть моего
тела такой чистой. Не сказав ни слова, он поспешил вслед за молодой
женщиной, которая как раз заходила в туалет. Я решила воспользоваться паузой
и с огромным удовольствием стала наблюдать представшую моим глазам картину.
Вы, наверное, мне не поверите, но спектакль, который я созерцала со стороны
в этой роскошной зале, служившей для ассамблей, превзошел все мои ожидания,
и, как мне кажется, самое извращенное воображение не в силах придумать такое
разнообразие сладострастных поз и движений, такое богатство вкусов и
наклонностей.
«О, великий Боже, думала я, как неистощима и величава Природа, как
чудесны и восхитительны страсти, которыми она нас одаряет!»
Всюду, куда ни обращался мой взгляд, я с изумлением видела безупречный
порядок: если не считать случайно вырвавшихся в пылу страсти резких
выражений, громких слов, вызванных удовольствием, и то нацело звучавших
богохульных ругательств, порой чересчур громких, в зале стояла образцовая
тишина. За всем этим неусыпно следили председательница и цензор, которые
одним мановением руки успокаивали не в меру разошедшихся членов Братства,
что, впрочем, случалось очень редко; я бы сказала, что самые благопристойные
дела не могли бы твориться с большим спокойствием и большей
сосредоточенностью. И мне стало ясно, что из всех существующих в мире вещей,
наибольшим уважением пользуются у людей страсти.
Между тем все больше мужчин и женщин стали расходиться по сералям, а
президентша, с улыбкой на губах, раздавала билеты. В это время мне пришлось
выдержать натиск многих женщин: я пропустила через себя не меньше тридцати,
добрая половина которых была в зрелом возрасте — не моложе сорока лет; они
обсасывали все мои отверстия, сношали меня с обеих сторон искусственным
членом, одна из них попросила меня помочиться ей в глотку, пока я целовала
ей влагалище, другая предложила испражниться друг другу на грудь и с
наслаждением выдавила из себя обильную порцию, а я, к сожалению, так и не
сумела отплатить ей тем же; затем подошли двое мужчин, один из них, встав на
четвереньки, начал пожирать экскременты, еще дымившиеся на моей груди, а
второй содомировал гурмана, затем в свою очередь испражнился на то же самое
место, вставив член в рот своему напарнику.
Неожиданно председательница обнаружила живой интерес к моей персоне;
она подозвала мужчину, заменившего ее в президентском кресле, спустилась ко
мне, и мы слились в объятиях: мы целовали, лизали, сосали друг друга и скоро
обе забились в конвульсиях оргазма. За исключением Клервиль, я не встречала
женщины, которая бы извергалась столь обильно и неистово; у нее была
особенная прихоть: принимая в анус мужской орган, она сильно прижималась
влагалищем к моему лицу, а сама при этом обсасывала другую женщину; я
блестяще выдержала это испытание, и она, довольная, вернулась на свое место.
Не успела она отпустить меня, как тут же нахлынула новая волна жаждущих
мужчин, в основном содомитов — к моей вагине притронулись всего двое или
трое из них; среди них был один любитель мастурбации, около дюжины
изверглись мне прямо в рот, причем один в момент кульминации вставил в свое
чрево чей-то солидный член, а сам, уткнувшись лицом мне под мышку, нежно
облизывал мокрую от пота ложбинку, чем доставил мне острое наслаждение.
Пятеро или шестеро выпороли меня довольно ощутимо; трое или четверо сбросили
семя в самую глубь моей прямой кишки и сами же выпили его; кроме того, я
несколько раз громко пускала газы в лицо любителям острых ощущений, и даже
нашлось двое охотников до моей слюны; несколько долгих минут я втыкала сотни
булавок в ягодицы и в мошонку одного представительного господина, и он ходил
в таком виде, ощетинившийся как еж, до конца вечера; еще один субъект целых
два часа облизывал все мое тело, постепенно перемещаясь сверху вниз,
добрался до укромных местечек между пальцами на ногах, наконец, вставил свой
язык в анус и испытал бурный оргазм. Несколько женщин изъявили желание
прочистить мне влагалище толстым и длинным деревянным предметом; одна
импозантная дама привела с собой мужчину, взяла в руку его орган и долго
прижимала его конец к моей задней норке, а потом заставила меня заталкивать
туда пальцем брызнувшую сперму; стройная прелестная девушка осквернила мои
ягодицы своими испражнениями, после чего ее содомировал мужчина средних лет
и, нагнувшись, съел плоды ее страсти и до блеска отполировал языком мой зад;
позже я узнала, что это были отец с дочерью. Перед моими глазами прошли и
другие кровосмесительные эпизоды: я видела, как братья содомировали сестер,
отцы совокуплялись с дочерьми, матерей сношали сыновья, словом, я увидела
инцест, адюльтер, содомию, самый мерзкий разврат и проституцию,
отвратительнейшую грязь и открытое богохульство — и все это в сотнях самых
невообразимых форм и оттенков, — и должна признать, что любая вакханка
античности показалась бы здесь невинной и стыдливой девочкой.
В конце концов мне надоело быть объектом и жертвой чужой похоти, мне
захотелось играть активную роль: я собрала полдюжины юношей с впечатляющими
членами, и они почти два часа усердно сношали меня то в одно отверстие, то в
другое, то сразу в оба. В заключение этого эпизода какой-то аббат заставил
свою племянницу, очаровательное создание, ласкать мне клитор, а меня —
сосать ее крохотную вагину; потом юноша приятной наружности с большим
чувством содомировал рядом со мной свою мать и целовал мне ягодицы.