Исключительно добродетельная
вселенная не могла бы просуществовать ни одной минуты; мудрая рука Природы
вносит порядок в хаос и в то же время снова порождает хаос — таков глубокий
смысл равновесия, которое удерживает звезды на своих орбитах, которое дает
им опору в бездонном океане пустоты и движет ими. Природа немыслима без зла
— это материал, из которого она творит добро, существование ее покоится на
преступлении, и все бы рухнуло в один миг, если бы мир наш был населен
одними добродетелями. А теперь, Жюльетта, я хочу спросить тебя: если зло
необходимо для сокровенных замыслов Природы, если без него она беспомощна и
бессильна, разве тот, кто творит зло, не полезен для Природы? Как же можно
сомневаться в том, что, создавая порочного человека, она преследовала свои
цели? Почему мы не хотим признать, что люди — это те же дикие звери,
разделяющиеся по видам и породам, постоянно враждующие друг с другом и
живущие за счет друг друга, и что некоторые хиреют и вымирают согласно ее
замыслам и законам? Кто осмелится отрицать, что поступок Нерона, когда он
отравил Агриппину, был одним из проявлений тех самых естественных законов,
так же как другим их проявлением служит волк, пожирающий ягненка? Кто
усомнится в том, что распоряжения Мариуса или Суллы — это не что иное, как
та же чума или голод, которые Природа порой насылает на целые страны и
континенты? Разумеется, она не заставляет все человечество совершать одно и
то же злодейство, но каждому человеку дается талант и предрасположенность к
тому или иному преступлению — именно таким образом она обеспечивает всеобщую
гармонию: из совокупности всех дурных поступков, из V массы всех чудовищных
или незаконных разрушительных действий она творит хаос, упадок, умирание с
тем, чтобы восстановить порядок, породить новую жизнь и дать толчок к
развитию следующих поколений. Зачем она дала людям яды, если бы не желала,
чтобы ими пользовались? Зачем породила она Тиберия, или Гелиогобала, или
Андроника, или Ирода, или Вацлава {Вацлав IX, король Богемии, в 1378 г. стал
германским императором, жестокий распутник}, или прочих великих злодеев и
героев — что в сущности одно и то же, — которые изводили ужас на весь мир, в
самом деле — зачем, если разрушения, которые они творили, не отвечают ее
задачам и не способствуют ее целям? Зачем она посылает вместе с такими
негодяями и в помощь им чуму, войны, ураганы и, наконец, смерть, если ей не
угодно разрушение, если преступление противно ее замыслу? И если уничтожение
необходимо, почему тот, кто чувствует себя рожденным для этого, должен
противиться своим наклонностям, пренебрегать своими обязанностями? Так не
признать ли нам прямо и честно, что если в этом мире и существует такая
штука как зло, то оно заключается в том, что мы уходим от судьбы, которую
уготовила нам Природа? Далее, придется признать, что она благоволит к одним
из нас больше, к другим меньше и что, хотя все мы одинаково созданы ею, у
нее есть любимые избранные дети. А если все мы равны и отличаемся только
своей силой и ловкостью, если Природе все равно кого сотворить — императора
или трубочиста, тогда разные виды деятельности: великие завоевания или
черная работа — это просто необходимая случайность, обусловленная
первоначальным толчком, и то и другое равно необходимо, так как каждый из
нас должен выполнять свое предназначение.
А если все мы равны и отличаемся только
своей силой и ловкостью, если Природе все равно кого сотворить — императора
или трубочиста, тогда разные виды деятельности: великие завоевания или
черная работа — это просто необходимая случайность, обусловленная
первоначальным толчком, и то и другое равно необходимо, так как каждый из
нас должен выполнять свое предназначение. Затем, если мы видим, что Природа
разделила людей по физическим качествам, сделав одних сильными, других —
слабыми, значит, поступая подобным образом, она рассчитывала, что сильный
будет совершать преступления, которые ей необходимы, то есть мы опять
приходим к тому, что сущность волка в пожирании ягненка, а сущность мыши в
том, чтобы ее сожрала кошка.
Поэтому совершенно логично поступали кельты, наши далекие предки,
полагая, что самое высшее и святое из человеческих прав — право силы,
неотъемлемое право, данное Природой; они считали, что, даруя некоторым из
нас больше способностей, Природа только подтверждает тот факт, что дает нам,
сильным, право подавлять слабых. Значит, эти люди, от которых мы ведем свое
происхождение, нисколько не ошибались, когда утверждали не только святость
этого самого права, но передавая его нам, предполагали, что оно будет
использоваться. Чтобы соответствовать своему призванию, сильные
волей-неволей должны эксплуатировать слабых, а от последних требуется еще
ниже склоняться перед неизбежностью и оставить всякие попытки отстоять свои
интересы, потому что им это не под силу. Со времен кельтов многое изменилось
в физическом смысле, но не в смысле умственном. Богатые заключают в себе все
могущество нашего мира: они скупили все права, следовательно, могут ими
пользоваться и наслаждаться. Имея в виду это наслаждение, они максимально
расширяют возможности удовлетворять свои прихоти, добиваясь подчинения и
терпения окружающих, людей второго сорта; они могут и должны поступать так,
а не иначе, ничем не оскорбляя Природу, так как используют права, дарованные
им либо в материальном плане, либо в силу общепринятых условностей. Повторяю
еще раз: если бы Природа хотела удержать нас от преступлений, она лишила бы
нас возможности совершать их. Но она предоставила их в наше распоряжение с
самого начала — предоставила с умыслом — и относится к нашим злодеяниям как
к чему-то необходимому, независимо от того, большие они или малые. Для
Природы все равно, отобрал ли я кошелек у соседа, изнасиловал ли его жену,
сына или дочь — в ее глазах все это шалости, которые в любом случае ей
полезны; однако ей необходимо, чтобы я уничтожил сына, жену или дочь соседа,
если она вкладывает в мое сердце именно такое желание. Вот почему желания
совершать большие преступления всегда намного сильнее, чем склонность к
малым, и удовольствие от их масштабности всегда в тысячу раз слаще. Разве
она создала бы такую градацию удовольствий, получаемых от преступлений, если
бы не была в них заинтересована? Ведь самим фактом постепенного нарастания
нашего наслаждения по мере того, как мы совершаем все более чудовищные
поступки, она толкает нас все дальше и дальше.