У меня два гарема: первый состоит из двух сотен девушек от пяти до
двадцати пяти лет; когда они погибают, не выдержав жестокого обращения, я
употребляю их мясо в пищу. Еще больше женщин от двадцати до тридцати лет во
втором гареме, и вы увидите, как я с ними обращаюсь.
За этими предметами моего наслаждения надзирают пятьдесят слуг обоего
пола, а для восполнения запасов у меня есть сто доверенных лиц во всех
больших городах мира. Следует отметить, что попасть в мое жилище можно лишь
тем путем, которым мы с вами добирались, и никто бы не поверил, что здесь
проходят целые караваны, потому что все делается в строжайшей тайне. Не
подумайте только, будто у меня есть хоть малейший повод для беспокойства,
отнюдь: мы находимся на землях герцога тосканского, ему известны все мои
проделки, но серебро, которому я не знаю счета, надежно охраняет меня от
нескромных глаз и от нежелательного вмешательства.
Чтобы дополнить свой автопортрет, я хочу привести сведения, касающиеся
моей персоны: мне сорок пять лет, и даже в этом возрасте я обладаю такими
способностями к плотским утехам, что никогда не ложусь спать без того, чтобы
не испытать десять оргазмов. Впрочем, это и неудивительно, потому что я
употребляю огромное количество человеческого мяса, которое увеличивает объем
и плотность семени: тот, кто перейдет на эту диету, наверняка утроит свою
сексуальную мощь, не говоря уже о здоровье и сохранении молодости. Я не
стану распространяться о чудесных свойствах этой пищи, скажу только, что вам
надо попробовать, и тогда ваш желудок больше не захочет принимать другой:
никакое мясо — ни рыба, ни дичь, ни животные — не идет ни в какое сравнение
с человеческим. Главное — преодолеть первое отвращение, после чего кушайте
на здоровье, ибо чело-вечина никогда не приедается. Коль скоро я надеюсь,
что мы не раз будем кончать вместе с вами, считаю своим долгом заранее
предупредить вас о жутких, на первый взгляд, симптомах, которые сопровождают
мой оргазм: происходят мощные выбросы семени, струя достигает потолка, очень
часто бывает даже не одна струя, а целых пятнадцать или двадцать, причем от
многократного повторения семя отнюдь не иссякает, и мое десятое извержение
настолько же бурное и обильное, как и первое, к тому же я никогда не
утомляюсь — ни днем, ни ночью. А вот и орган, который творит все эти чудеса.
— И Минский показал нам дубину невероятных размеров, увенчанную
темно-красной головкой величиной с кирасирский шлем. — Посмотрите на него:
он никогда не бывает в другом состоянии, даже когда я сплю или гуляю.
— О, Боже ты мой! — в ужасе выдохнула я, уставясь на это чудо Природы.
— Это же не фаллос… это настоящий убийца!
Минский взглянул на меня и пожал плечами.
— Чтобы понять мое поведение, необходимо обладать глубоким философским
умом; да, я — чудовище, но чудовище, которое Природа исторгла из своего
чрева для того, чтобы я помогал ей разрушать, ибо в разрушении она черпает
материал для созидания.
Мне нет равных в ужасном злодействе, я —
единственный в своем роде… Я знаю наизусть все обвинения, которые мне
могут предъявить, но я достаточно могущественен, чтобы ни в ком не
нуждаться, достаточно мудр, чтобы жить в одиночестве, презирать все
человечество и плевать на его законы и на то, как оно ко мне относится; я
достаточно опытен и умен, чтобы разрушить любую веру, опровергнуть любую
религию и послать к дьяволу любого бога со всеми его атрибутами; достаточно
горд, чтобы презирать любое правительство, разорвать любые узы, чтобы
считать себя выше любого морального принципа, а самое главное — я счастлив в
своем маленьком княжестве, где пользуюсь всеми правами монарха, наслаждаюсь
всеми радостями деспотизма. Я не боюсь никого на свете и живу в довольстве и
согласии с самим собой; у меня почти не бывает гостей, за исключением тех
случаев, когда я выхожу из замка и встречаю людей наподобие вас, которые
кажутся мне достойными участвовать в моих развлечениях, — только таких я
приглашаю в свой дом. Благодаря своей природной силе и выносливости я могу
забираться очень далеко во время своих прогулок, не бывает дня, чтобы я не
проходил десять-двенадцать лье, а иногда и много больше…
— Вы захватываете пленников? — прервала я хозяина.
— Бывают и пленники, и изнасилования, и поджоги, и убийства — все, что
подвернется под руку. Природа наградила меня склонностью к любому
преступлению и дала для этого средства. Я люблю зло во всех его проявлениях,
оно всегда приносит мне самое сладкое наслаждение и неизменно радует мое
сердце.
— А как же насчет правосудия?
— Оно в этой стране не существует, поэтому я сразу избрал ее для
местожительства: с деньгами здесь можно делать все, что угодно, а я трачу
безумно много {Государству гораздо выгоднее позволить некоторым избранным
творить все, что они пожелают, при условии, что они должны покупать
индульгенцию за каждое преступление; это намного разумнее, чем вешать их, т.
к. такая мера будет источником больших поступлений для покрытия расходов,
связанных с непомерными налогами, которые равно обременительны как для
честных людей, так и для злодеев, таким образом восстанавливается
справедливость. (Прим. автора)}.
В это время вошли двое слуг — арапы, похожие на черных дьяволов — и
объявили, что ужин готов. После этого они опустились на колени перед
хозяином и почтительно поцеловали ему яички — если позволительно назвать так
массивные, налитые тяжестью шары, — потом задний проход, и мы перешли в
соседнюю комнату.
— По случаю вашего визита я не предпринимал никаких особенных
приготовлений, — заметил великан. — Если даже ко мне придут все короли мира,
я не отступлю от обычного своего распорядка.