Тем не менее оба этих
тягостных чувства в конечном счете можно устранить посредством привычки.
Теперь ты принадлежишь к Братству Друзей Преступления, и я уверен, что
постоянное участие в собраниях клуба постепенно избавит тебя от чувства
стыда, взамен ты приобретешь такое ценное свойство, как цинизм, который
поможет тебе преодолеть твою нынешнюю слабость; а чтобы ускорить процесс
лечения, я советую тебе как можно чаще демонстрировать свое дурное
поведение, иными словами, чаще показываться нагишом на публике и носить
самые вызывающие туалеты, вот тогда ты вообще отвыкнешь краснеть. Эти меры
следует сочетать с твердыми принципами, и скоро все твои треволнения и
тягостные мысли останутся в прошлом, потому что у тебя появится совершенно
иной взгляд на вещи, и поступки, которых ты стыдилась прежде, будут
доставлять тебе только удовольствие.
Затем мы перешли к житейским вопросам, и Сен-Фон сообщил мне, что в
самом скором времени состоится свадьба его дочери Александрины с его другом
Нуарсеем и что он договорился с будущим зятем отправить юную даму на все
лето ко мне, чтобы та пожила в моем доме и получше узнала вкусы человека, с
которым ей предстоит связать свою судьбу.
— Мы с Нуарсеем хотим, — добавил министр, — чтобы ты вылепила ее душу
по своему образу и подобию. Ты должна терпеливо воспитывать юную девицу,
питать ее мудрыми советами и добрыми примерами. Я не знаю, как долго будет
продолжаться ее брак с моим другом после твоего воспитания, но знаю
наверняка, что она ему не понравится, если окажется неловкой или, что еще
хуже, целомудренной. Поэтому сделай все возможное, Жюльетта, и ты окажешь
нам неоценимую услугу, о которой мы никогда не забудем.
— Сударь, — обратилась я к нему, — ведь вы понимаете, что подобные
уроки даются только в постели.
— Разумеется, дорогая, разумеется, — кивнул Сен-Фон. — Я это и имею в
виду.
— В этом нет никаких сомнений, — откликнулся Нуарсей.
— Это вполне естественно, — добавила Клервиль. — Как же воспитывать
девочку, если не спать с ней?
— Я бы даже сказал, — продолжал Нуарсей, — что наша милая Жюльетта
может развлекаться с моей женой и после свадьбы, в любое время, когда
пожелает.
Потом Сен-Фон заговорил о своем жестоком плане опустошения Франции.
— В настоящее время, — говорил он, — появились тревожные признаки
надвигающейся революции, и особенно беспокоит нас неконтролируемый рост
населения, в чем, на мой взгляд, заключается причина всех бед. Чем больше
людей в стране, тем большую опасность они собой представляют; пробуждение
умов, распространение критического образа мыслей — вот к чему ведет
прогресс. С угнетением мирятся только невежественные граждане,
следовательно, — повысил голос министр, — прежде всего мы намерены покончить
со всеми школами грамматики {Учебные заведения светского гуманитарного
направления.
С угнетением мирятся только невежественные граждане,
следовательно, — повысил голос министр, — прежде всего мы намерены покончить
со всеми школами грамматики {Учебные заведения светского гуманитарного
направления.}, с этими рассадниками вольнодумства, которые порождают
устрашающее количество поэтов, художников и мыслителей, вместо того, чтобы
готовить «рабочих мулов» или воров-карманников, в которых мы нуждаемся. А
что нам делать с такой толпой талантливых бездельников и дармоедов. Мой
девиз заключается в следующем: меньше мудрости и больше бережливости в
стране. Франция давно требует капитальной чистки и перестройки, и это надо
начинать с самых низов. Исходя из этих задач, мы собираемся решительно и без
всякой жалости расправиться с нищими, которые просят подаяние, ибо именно
эта среда порождает девять десятых возмутителей спокойствия и порядка. Мы
сократим число благотворительных заведений до минимума, то же самое
относится к домам призрения, чтобы не осталось мест, где выращивают наглецов
и бунтарей. Мы предполагаем заковать наш народ в цепи, которые будут в
тысячу раз тяжелее, чем, скажем, в Азии, и с этой целью готовы употребить
самые разные и самые кардинальные меры.
— Сколько же пройдет времени, прежде чем эти меры принесут результаты,
— заметила Клервиль. — Если вам нужен быстрый эффект, я бы порекомендовала
более действенные: война, голод, эпидемии…
— Кстати, насчет войны, — оживился Сен-Фон, — мы также имеем ее в виду
и не сбрасываем со счетов. Что же касается эпидемии, этого лучше избегать,
потому что мы также можем сделаться первыми ее жертвами. А вот голод — это
отличная мера, и мы думаем над полной монополизацией торговли зерном:
во-первых, это принесет нам большую выгоду, во-вторых, в самом близком
времени обречет население на настоящее людоедство. Только сегодня совет
министров принял решение на этот счет, и я надеюсь, это принесет быстрый,
верный и благотворный результат.
Одобряя принципы, которые так ясно изложил Макиавелли, — продолжал
министр, — я глубоко убежден, что отдельные личности не имеют никакой
ценности для государственного мужа: люди должны быть простыми механизмами,
должны трудиться в поте лица на благо правительства и беспрекословно ему
подчиняться, а оно не обязано заботиться о их благосостоянии. Правительство,
проявляющее заботу о своих подданных, обнаруживает свою слабость, сила
любого правительства заключается в том, оно считает себя всем, а народ —
ничем. Не имеет никакого значения — больше или меньше рабов будет в
государстве, главное, чтобы народ находился в ярме и чтобы правление было
деспотичным.
Рим зашатался в те времена, когда римские граждане взяли власть в свои
руки, а когда к власти пришли тираны, он стал покорителем мира; вся власть
должна быть сосредоточена в суверене — только так надо подходить к этому
вопросу.