Какая
бесконечная серия бессмысленных глупостей! До тех пор, пока не будет
законодательно установлен титул собственности — а такого никогда не
произойдет, — будет очень затруднительно доказать, что воровство
-гпреступление, ибо вызванная воровством потеря тут же оборачивается
возвратом, а раз Природе безразлично, что происходит как на той, так и на
другой стороне, никому не дано никакого законного права утверждать, что
благоволение к одной стороне в ущерб другой — это нарушение ее законов.
И слабая сторона совершенно права, когда для возвращения отобранного
идет войной на сильную сторону и, если все складывается удачно, вынуждает
узурпатора бросить добычу; слабый не прав в одном: он обманывает Природу,
потому что она создала его рабом и нищим, а он отвергает и рабство и нищету
— в этом его вина; сильный прав в любом случае, так как остается верен
своему призванию и действует только в строгом с ним соответствии, другими
словами, грабит слабого и получает при этом удовольствие. А теперь заглянем
в мысли каждого из них. Прежде чем напасть на сильного, слабый человек,
какими бы соображениями он ни оправдывал свое решение, будет сомневаться и
колебаться, его сомнение происходит из того факта, -что он собирается
преступить законы Природы, принимая на себя не присущую ему функцию. Сильный
же, напротив, когда он грабит слабого, когда — скажем так — начинает активно
пользоваться данными ему правами, реализуя их в полной мере, пожинает плоды
удовольствия пропорционально затраченным усилиям. Чем более жестоко
отнесется он к беспомощному слабому человеку, тем больше сладострастия
испытает; собственная несправедливость — вот чем он наслаждается, слезы
несчастной жертвы ему дороже любого бальзама, потому что только так он
реализует дар, который в него вложила Природа; использование этого дара —
настоящая потребность, а ее удовлетворение — острое удовольствие. Более
того, удовольствие, которое испытывает удачливый человек, сравнивая свою
долю с участью несчастного, это по-настоящему восхитительное ощущение бывает
полным лишь тогда, когда жертва доходит до полного отчаяния. Чем сильнее он
топчет свою и без того изнуренную несчастьями добычу, тем рельефнее
становится контраст и тем приятнее сравнение, следовательно, тем больше он
добавляет хвороста в костер своей страсти. Таким образом, из мучений слабого
несчастного человека он извлекает два исключительно сладостных удовольствия:
увеличение своего материального состояния и моральное наслаждение от
сравнения, причем степень этого наслаждения напрямую зависит от страданий,
которые он причиняет несчастному. Так пусть он грабит его, сжигает, пытает,
несет ему гибель; пусть ничего не оставляет угнетенному кроме возможности
дышать, чтобы продлить тому жизнь, которая нужна угнетателю для сравнения;
словом, пусть он делает, что хочет, ведь он не делает ничего
противоестественного или не одобренного Природой; все его поступки, даже
самые невероятные, — это естественный выход активных жизненных сил,
подаренных ему: чем больше и чаще он использует свои способности, тем больше
получает удовольствия; чем лучше он использует их, тем лучше служит Природе.
Теперь позвольте мне, милые девочки, — после короткой паузы продолжал
Дорваль, — привести несколько примеров в поддержку моей гипотезы, я думаю,
при вашей воспитанности, вы их поймете и оцените.
Воровство пользуется таким большим уважением в Абиссинии, что главарь
воровской шайки получает лицензию и право спокойно воровать.
Оно поощряется среди коряков, у которых такое поведение — единственный
способ заслужить почет и уважение.
В племени токухичи девушка не может выйти замуж, не показав своей
ловкости в этой профессии.
У мингрелов воровство — признак мастерства и мужества, и мужчины
открыто хвастают своими выдающимися подвигами в этой сфере.
Наши путешественники видели, что оно процветает на Таити.
В Сицилии разбойник — уважаемая профессия, что-то вроде призвания.
В эпоху феодализма Франция была одним огромным логовом воров, с той
поры изменились только формы, а остальное осталось прежним. Только теперь
воруют не крупные вассалы — они сами стали объектом грабежа, так как, судя
по их правам, аристократы превратились в рабов короля, который поставил их
на колени {Равенство, провозглашенное Революцией, — это просто месть слабого
сильному; сегодня мы видим то же самое, что было в прошлом, только в
перевернутом виде — всему свое время. Завтра будет крутой поворот, потому
что в Природе нет ничего стабильного, это касается и правительств, которые
управляют нами и постоянно доказывают свою изменчивость и эфемерность.
(Прим. автора)}.
Знаменитый пират сэр Эдвин Камерон долгое время блокировал Кромвеля в
гавани.
Досточтимый Мак-Грегор создал целую науку грабежа: он рассылал своих
людей по округе собирать с крестьян налоги и выдавать им расписки от имени
землевладельца.
Короче, можете не напрягать свои мозги, девочки: любой способ отобрать
что-нибудь у ближнего абсолютно законен. Ловкость, хитрость, сила —
существует множество самых разных средств для достижения благородной цели;
задача слабого — добиваться более справедливого распределения всего, чем
можно владеть; задача сильного — получить, скопить, увеличить свое состояние
любым способом, любым путем. Если закон Природы требует какого-то переворота
или сдвига, неужели ей есть дело до тех, кто погибнет при этом? Все
человеческие попытки — результат приложения природных законов, и это должно
успокоить совесть человека, развеять его сомнения и колебания перед любым
поступком; это должно вдохновить его на любой поступок, какой придет ему в
голову. Ничто не бывает случайным, все в этом мире диктуется необходимостью,
поэтому необходимость оправдывает абсолютно все, и всякая вещь,
демонстрирующая свою необходимость, постыдной считаться не должна.
Сын того самого Камерона усовершенствовал воровство: приказы главаря
слепо выполнялись его людьми, все награбленное шло в общий котел, а затем
добыча делилась с неукоснительной справедливостью.