.. Давайте уйдем из церкви, у меня есть маленькая комнатка
неподалеку, и если вы согласны, я сделаю все, что в моих силах, чтобы
утешить вас.
Вслед за тем он выскочил из исповедальни и схватил Клервиль за руку:
— Идемте со мной, милые дамы; сам сатана послал вас искусить меня, а он
— достойный соперник Всевышнего и на этот раз он победил.
Мы вышли из церкви. На улице была уже ночь, луна пряталась в тучах, и
Клод наказал нам идти в отдалении следом за ним, не теряя его из виду. Мы
прошли заставу Вожирар и скоро оказались в мрачной и холодной келье. Клод,
еще не оправившийся от смущения, предложил нам сладости и ликер.
— Милый друг, — улыбнулась моя подруга, — давай обойдемся без всяких
условностей и без ненужной мистики. Мы знаем, с кем имеем дело, ты нам
нравишься, да что я говорю? — мы просто сгораем от желания совокупиться с
тобой. Поэтому не сердись на нашу невинную хитрость, ибо мы не были уверены,
что наши усилия увенчаются успехом. О себе я скажу прямо: я боготворю тебя
вот уже целый год, а сегодня два часа истекала соком в предвкушении твоего
члена. Вот взгляни, — продолжала либертина, задирая свои юбки, — взгляни, до
чего ты меня довел. Скажи, разве эта клетка не подходит для твоей птички?
После этого она бухнулась в кровать и, притянув монаха к себе, обнажила
его орган.
И орган этот был великолепен.
— О, Жюльетта, ты только посмотри на это божество! — закричала
Клервиль, едва не теряя сознание. — Возьми в руку эту мачту, если только
сможешь обхватить ее, и направь в мою норку, а потом я сделаю то же самое
для тебя.
Клервиль закатила глаза; набухшая кровью дубина вонзилась в ее вагину,
уже залитую спермой, трепещущую от вожделения. О, друзья мои, не зря
поминают кармелитов, когда хотят выразить всю мощь восставшего члена.
Инструмент нашего Клода, сравнимый разве что с членом мула, имел больше
двадцати сантиметров в окружности и сантиметров тридцать в длину, включая
головку, и эту головку я, наверное, не смогла бы обхватить двумя руками. Это
был самый благородный гриб, самый румяный гриб, какой только может
представить человеческое воображение. Мало того: в силу какой-то прихоти
матушки-Природы, какого-то чуда, которое она творит лишь для немногих
избранных, Клод был оснащен тремя яичками… А как же они были велики и
тяжелы в своей туго натянутой оболочке! Кстати, он признался, что за
последний месяц не пролил ни капли спермы. Зато какой ливень хлынул во
влагалище Клервиль в тот момент, когда божественная головка коснулась самого
дна ее пещерки! И это неописуемое извержение унесло мою сластолюбивую
подругу на седьмое небо. Удовлетворяя ее, Клод искусно ласкал пальцами мой
клитор, и скоро исторг и из меня обильную порцию спермы. Монах в изнеможении
откинулся назад, я завладела его членом и через некоторое время, благодаря
умелым действиям, привела его в прежнее состояние {Человек всегда искусен в
том деле, которое ему нравится; пусть читательницы помнят слова Жюльетты о
том, что самое большое наслаждение она испытывает, лаская мужской член.
Монах в изнеможении
откинулся назад, я завладела его членом и через некоторое время, благодаря
умелым действиям, привела его в прежнее состояние {Человек всегда искусен в
том деле, которое ему нравится; пусть читательницы помнят слова Жюльетты о
том, что самое большое наслаждение она испытывает, лаская мужской член. Это
и неудивительно, потому что нет занятия более сладострастного. В самом деле,
что может сравниться с видом прекрасного органа, который постепенно
набухает, наливается силой, вздымается в ответ на трепетные прикосновения!
Что больше льстит самолюбию женщины, чем созерцать, как принимает
законченную форму дело ее рук! Как оживает эта животрепещущая плоть,
особенно когда процедура близится к завершению! Кто может удержаться от
извержения при виде волшебной брызжущей струи? Но разве только женщинам
доступно такое удовольствие? Какой мужчина, обладающий хоть каплей
чувственности, не в состоянии ценить его? И есть ли такие, кто, хотя бы раз
в жизни, не испытывал тайного желания коснуться рукой чужого члена? (Прим.
автора)}.
Клод, оттолкнув мою руку, вновь приготовился нырнуть в разверзтое
влагалище…
— Нет, нет, — проговорила Клервиль, отстраняя своего неистового
любовника, — прежде пусть Жюльетта оближет мне клитор.
Клод, чтобы не оставаться безучастным в продолжение этой успокаивающей
процедуры, одной рукой придерживал нижние губки моей подруги, другой ласкал
мне влагалище; однако, словно норовистый конь, которого невозможно удержать
в узде, через минуту Клод снова бросился в вожделенную пещеру, оттолкнув мою
голову, но не убирая пальцев из моего влагалища.
— О, скотина, он же убьет меня! — заезжала Клервиль. — Клянусь спермой
Всевышнего, я не могу больше терпеть эту пытку! Каждый толчок разрывает меня
на куски, у меня уже не осталось спермы; ты можешь хотя бы поцеловать меня,
свинья ты эдакая? Засунь же свой язык мне в рот, как ты сунул свою колотушку
в мое чрево! О, гром и молния! Я кончаю… Но ты не смей этого делать, —
быстро добавила она, сбрасывая с себя его тело быстрым движением сильных
бедер. — Не вздумай кончить, я хочу еще раз побаловаться с тобой.
Однако бедняга Клод не смог больше сдерживаться и приготовился сбросить
вторую порцию семени; увидев это, я схватила его член и, потрясая им,
направила кипящую струю в широко раскрытую вагину Клервиль. Так я спермой
тушила пожар, разгоревшийся также от спермы.
— О, лопни мои глаза! — взвыла Клервиль, поднимаясь на ноги. — Этот
костолом едва не разорвал меня на части… Мне кажется, что ты не выдержишь
этого натиска, Жюльетта.
Тем не менее она не отпустила монаха и начала усиленно растирать и
разминать его копье; чтобы привести его в боевое состояние, она хотела взять
его в рот, но инструмент служителя Бога не поместился там — она не смогла
обхватить его даже губами; тогда распутница избрала другую тактику: вставила
два пальца в его задний проход, очевидно, зная, что монахи, как прирожденные
содомиты, не могут устоять против такого средства, и на ее вопрос, заданный
с обезоруживающей прямотой и бесстыдством, Клод смущенно признался, что в
молодости часто играл в такие игры со своими собратьями.