Пройдя многочисленные роскошные апартаменты, я оказалась в увешанной
зеркалами комнате, где меня ожидал герцог вместе со своим камердинером,
высоким юношей лет восемнадцати с красивым и удивительно интересным лицом. Я
вошла в роль, которую мне предстояло сыграть, и удачно ответила на все
вопросы этой грязной скотины. Я стояла перед ним, а он восседал на диване и
поглаживал член своего лакея. Потом герцог заговорил со мной.
— Правда ли, что ты находишься в самом плачевном положении и что пришла
сюда с единственной целью и надеждой заработать кое-что, чтобы хоть как-то
свести концы с концами?
— Да, господин, как правда и то, что уже три дня ни я, ни моя матушка
ничего не ели.
— Ого! Это еще лучше! — сказал герцог и положил руку своего прислужника
на свои чресла. — Это очень важно. Я безмерно рад, что твои дела обстоят
именно так. Значит, тебя продает твоя мать?
— Увы, да.
— Великолепно! Гм… а у тебя есть сестры?
— Одна, мой господин.
— Как же получилось, что она не пришла с тобой?
— Она ушла из дома, ее выгнала нищета, и мы не знаем, что с ней стало,
— Ах, ты, лопни мои глаза! Ее же надо отыскать! Как ты думаешь, где она
может быть? Кстати, сколько ей лет?
— Тринадцать.
— Тринадцать! Потрясающе, потрясающе! Какого же черта, зная мои вкусы —
а они, клянусь Богом, должны их знать! — какого же дьявола они скрывают от
меня такое чудное создание?
— Но никто не знает, где она, мой господин.
— Тринадцать лет! Потрясающе! Ну ладно, я ее разыщу. В любом случае я
найду ее. А ну-ка, Любен, сними с нее одежду и приступим к проверке.
Пока выполнялся его приказ, герцог, продолжая дело, начатое его
ганимедом, {Молодой наперсник, помощник.} с довольным видом яростно трепал
темный дряблый орган, настолько крохотный, что его почти не было видно.
Когда я обнажилась, Любен осмотрел меня с величайшим вниманием, — потом
доложил хозяину, что все в самом отменном состоянии.
— Покажи другую сторону, — приказал герцог. И Любен, положив меня на
кушетку, раздвинул мне ноги; не знаю, действительно ли он убедился в
отсутствии признаков предыдущего вторжения или удовлетворился искусным
камуфляжем, но, как бы то ни было, Любен уверил герцога, что и в этой части
тела нет никаких подозрительных повреждений.
— А с другой стороны? — пробормотал Стерн, раздвигая мои ягодицы и
пальцем ощупывая задний проход.
— Нет, господин мой, ничего подозрительного.
— Хорошо, — удовлетворился распутный аристократ, приподнимая меня и
усаживая себе на колени, — но видишь ли, дитя мое, я не способен сделать это
дело самостоятельно. Пощупай эту штуку. Мягкая, да? Как тряпка, не правда
ли? Будь ты самой что ни на есть настоящей Венерой, ты не смогла бы сделать
его тверже. А теперь полюбуйся этим великолепным орудием, — продолжал он,
заставив меня взять в руки внушительный член своего камердинера.
А теперь полюбуйся этим великолепным орудием, — продолжал он,
заставив меня взять в руки внушительный член своего камердинера. — Этот не
сравнимый ни с чем орган лишит тебя невинности гораздо лучше, чем мой. Ты не
против? Тогда прими позу, а я буду тебе помогать. Хоть я и не в силах сам
сделать что-нибудь путное, я обожаю наблюдать, как это делают другие.
— Ах, господин мой! — сказала я, испугавшись необычайных размеров
маячившего передо мной члена. — Это чудовище разорвет меня на куски, я не
смогу его выдержать!
Я попыталась вырваться, скрыться куда-нибудь, но герцог де Стерн и
слышать не хотел об этом.
— Давай не балуйся, никаких кошек-мышек! В маленьких девочках я люблю
послушание, те же, у кого его недостает, теряют мое доброе расположение…
Подойди ближе. Но сначала я хочу, чтобы ты поцеловала зад моему Любеку.
И, повернув его ко мне, добавил:
— Красивый зад, не так ли? Тогда целуй!
Я повиновалась.
— А как насчет того, чтобы поцеловать этот источник наслаждений,
который торчит с другой стороны? Ну-ка, поцелуй эту штуку!
Я опять повиновалась.
— А теперь приготовься, ложись сюда…
Он крепко обхватил меня руками; его слуга встрепенулся и принялся за
дело с такой силой и ловкостью, что за три мощных качка вонзил свой
массивный орган до самого дна моего чрева. Ужасный вопль вырвался из моей
глотки; герцог, заломив мне руки и не переставая массировать мой задний
проход, жадно внимал моим вздохам и крикам. Мускулистый Любен, полностью
овладев мною, больше не нуждался в помощи хозяина, поэтому теперь герцог
прошел за спину моего партнера и пристроился к нему сзади. Напор, с каким
хозяин атаковал холопскую задницу, только увеличивал силу толчков,
обрушивающихся на меня; я едва не скончалась под тяжестью двух тел и под
напором совместных атак, и только оргазм Любека спас мне жизнь.
— Черт возьми! — заорал герцог, который не успел дойти до кульминации.
— Сегодня ты что-то поспешил, Любен, что это с тобой? Отчего, сношаясь во
влагалище, ты всякий раз теряешь рассудок?
Это обстоятельство расстроило план наступления герцога, он вытащил свой
маленький разъяренный орган, который, казалось, только и искал какой-нибудь
алтарь, чтобы излить на нем свой гнев.
— Ко мне, малышка! — скомандовал он, вкладывая свой инструмент в мои
руки. — Ты, Любен, ложись лицом вниз на этот диван. Ну а ты, маленькая
глупая гусыня, — обратился он ко мне, — засунь эту сердитую штуку в норку,
откуда она выскочила, потом зайди сзади и облегчи мою задачу: вставь два или
три пальца мне в зад.
Все желания распутника были удовлетворены, процедура закончилась, и
этот необыкновенный человек заплатил тридцать луидоров за пользование теми
частями моего тела, в непорочности коих у него не возникло никаких сомнений.