Вскоре эти сладкие, трепетные и
возбуждающие полушария, разрываемые хлыстами превратились в жуткое месиво
молока и крови, и эта смесь фонтанами разбрызгивалась по комнате. Потом
варвары перенесли удары ниже и с прежней яростью и силой принялись терзать
живот, промежность, добрались до самого сокровенного места, перешли к бедрам
и превратили всех в окровавленные куски мяса. Между тем мы продолжали
наслаждаться, испытывая неземное удовольствие, которое можно получить лишь
при виде чужих страданий. Мучители снова отпустили истерзанных женщин, чтобы
прийти на помощь своим обмякшим и выжатым до капли коллегам, ублажавшим наши
неуемные зады. Матери кинулись к своим детям — орущим и изувеченным,
согревая их пылкими поцелуями и утешая нежными словами, и в своей радости,
кажется, забыли о недавних муках; но распахнулась дверь, и ворвались еще
двенадцать злодеев, страшнее и свирепее которых трудно себе представить.
Эти чудовища, похожие на прислужников Плутона, схватили младенцев —
теперь уже в самый последний раз, — разрубили на куски огромными кинжалами и
бросили останки к нашим ногам; затем собрали обезумевших от ужаса матерей в
середине арены и устроили такую бойню, что в воздухе долго еще стоял
сладковатый запах крови; потом, покрытые липкой кровью, отшвырнули в сторону
наших содомитов, заняли их место и принялись содомировать нас, рыча от
вожделения и удовольствия.
— Это был незабываемый спектакль, — проникновенно и благодарно сказала
я Франкавилле, когда мы, обессиленные от долгой и жуткой оргии, выходили из
этого ада.
— А вот ваша подруга, кажется, еще не насытилась, — заметил князь,
оглянувшись на Клервиль, которая сосредоточенно переворачивала трупы,
оставшиеся на поле битвы, и разглядывала их ужасные раны.
— Клянусь влагалищем, — задумчиво, будто про себя, бормотала она, — вид
смерти никогда не надоедает. Только безумно жаль, что невозможно
наслаждаться подобными утехами каждые четверть часа.
На этом празднество закончилось. Нас, едва державшихся на ногах,
усадили в карету, доставили обратно во дворец князя, где после теплой
ароматической ванны напоили горячим мясным бульоном, уложили в постель, и
двенадцать часов спустя мы были готовы, если бы потребовалось, повторить все
с начала.
Отдохнув от тяжких трудов, мы решили продолжить путешествие и из
Неаполя направились на восток вдоль побережья. Если вас утомили длинные
описания окружающих красот, я буду перемежать их рассказами о своих плотских
впечатлениях, тогда читатель, подогрев воображение сладострастными
эпизодами, с удовольствием переведет дух, усладит взор мирными картинами
природы и сполна насладится повествованием, в котором, кстати, нет ни слова
вымысла.
Вот так же и путешественник, спустившийся в долину и уставший от
грандиозного пейзажа, не дававшего ему ни минуты отдыха во время поездки
через Альпы, с облегчением видит перед собой цветущие долины с мягкими
контурами виноградников и вязов, которые свидетельствуют о праздничном
настроении Природы.
Итак, через неделю после незабываемой оргии в доме князя мы в
сопровождении проводника, которого дал нам король вместе с самыми
восторженными рекомендательными письмами, отправились в дорогу.
А перед тем мы обстоятельно осмотрели замок Фердинанда в Портичи. До
тех пор мы видели только его будуары. Но в нем был еще и музей, и Фердинанд
сам показал его нам. Эта огромная коллекция — осмелюсь сказать, самая
любопытная и изысканная в мире — располагается в четырнадцати комнатах на
одном этаже. Осмотр ее чрезвычайно утомил меня: я ни разу не присела, мозг
мой находился в постоянном напряжении, равно как и глаза, и к тому времени,
когда мы перешли в последний зал, все слилось передо мной в одно большое
яркое пятно.
В другом крыле замка мы получили большое удовольствие от полотен,
откопанных в Гераклануме и других городах, погребенных под лавой Везувия.
Во всех картинах я заметила одну общую черту: буйство поз и положений,
которые бросают вызов естественным возможностям человека и говорят о
необыкновенной гибкости жителей этой страны или об их извращенном
воображении. Среди всех шедевров меня сразу привлекла смелая попытка
показать сатира, совокупляющегося с козой, — удивительное произведение
искусства, великолепное по замыслу и поразительное по точности деталей.
— Какой полет мысли, сколько здесь сладострастия — прокомментировал
Фердинанд. — Между прочим, этот способ у нас широко распространен, я ведь
неаполитанец, я сам пробовал его и не скрываю, что получил редчайшее
удовольствие.
— Могу себе представить, — откликнулась Клервиль, — я столько раз
мечтала об этом, и только ради этого хотела бы сделаться мужчиной.
— А знаете, мадам, любая женщина может без труда совокупляться с
большой собакой, — сказал король, хотя мы к без него давно знали это. — Моя
Шарлотта не раз испытала это блаженство и до сих пор с восторгом вспоминает
его.
— Сир, — со своей обычной прямотой, но негромко, так, чтобы слышал
только Фердинанд, заметила я, — если бы все принцы Австрийского дома только
и делали, что сношали коз, и если бы все ваши женщины отдавались только
бульдогам, сегодня земля была бы очищена от этой проклятой породы, от
которой можно избавиться не иначе, как посредством всеобщей революции.
Фердинанд признал мою правоту, и мы двинулись дальше. Мы обошли останки
Геракланума, но ныне там мало интересного, так как все изрыто раскопками,
обезобразившими древний город. Когда мы возвратились в Портичи, Фердинанд
передал нас в руки ученого проводника, после чего любезно пожелал нам
приятного путешествия и особенно рекомендовал навестить в Салерно его друга
Весполи, к которому дал нам рекомендательные письма и под чьей крышей, как
он заверил нас, мы найдем все необходимое.