— Все вы обвиняетесь в чудовищных преступлениях, — начал министр, — и я
получил от королевы приказ казнить вас.
— Это несправедливый приказ, — с достоинством отвечал Клорис, — ни я,
ни моя семья ни в чем не повинны, и тебе это хорошо известно, негодяй! (При
этих словах Сен-Фона охватил такой восторг, что он с трудом сдержался, чтобы
не кончить.) Да, ты отлично знаешь, что мы ни в чем не виноваты. Но если нас
в чем-то подозревают, пусть предадут справедливому суду и избавят от мерзкой
похоти злодея, который хочет только удовлетворить свои мерзкие страсти.
— А ну, Делькур, — скомандовал министр, — пошевели-ка цепью.
Палач с такой силой и резкостью рванул за конец цепи, что из влагалища
мадам де Клорис, из груди ее дочери и бедра ее мужа потекла кровь.
— Ты говоришь о законе, — продолжал удовлетворенный Сен-Фон, — но сам
же и нарушил его, и преступление твое слишком серьезно, чтобы ты мог уповать
на его защиту. Теперь тебе нечего ждать, кроме его карающего меча, так что
готовься к смерти.
— Ты — выродок тирана и отродье потаскухи, — гордо ответил Клорис. — И
судить тебя будут потомки.
Сен-Фон пришел в ярость, его член угрожающе зашевелился и увеличился в
размерах. Он шагнул к скованному цепью наглецу и что было сил несколько раз
ударил его по лицу, выкрикивая ругательства, потом плюнул ему в глаза и стал
тереться членом о груди Юлии.
— Я вижу, ты сошел с ума. Не стоит упоминать потомков, лучше позаботься
о себе сейчас. Если ты — мужчина, докажи это.
— Скотина! Будь я свободен, ты бы в панике сбежал отсюда.
— Ты прав. Но ты не свободен и останешься в моей власти, а я получу от
этого огромное удовольствие. Неужели ты собираешься лишить меня
удовольствия? Только попробуй!
— Ты же обязан мне всем, что имеешь, негодяй!
— Тебе остается только себя корить за это, — сказал министр, взялся за
член своего благодетеля и помял его в руке, потом велел мне вдохнуть в него
жизнь. Однако и мои усилия были безуспешными. Увидев это, Сен-Фон повернулся
к Делькуру: — Отведи этого человека в сторону и привяжи к столбу. Королева
предоставила мне самому выбрать пытки, которые будут прелюдией к их смерти.
— Потом обратился к несчастным пленницам: — Сейчас вы узнаете, что такое
настоящая мерзость, и Клорис будет этому свидетелем.
Заметив, что Делькур недостаточно крепко привязал главу семьи, Сен-Фон
исправил оплошность палача и заодно обрушил на беднягу новые удары.
— Я сам убью его, — сказал он Делькуру. — Я своими руками хочу
выпустить из него кровь.
Будучи всегда аккуратным и пунктуальным в том, что касалось злодейства
и распутства, он наклонился и недолго пососал член Клориса, затем расцеловал
его зад. Потом взял в рот орган стоявшего рядом Делькура. После чего
выпрямился и принялся страстно целовать палача в губы, а минут через пять
сказал мне:
— Это единственное, что по-настоящему разогревает мне кровь.
Затем, после нового недолгого эпизода, насыщенного жестокостью и
мерзостью, он снова перешел к узницам.
— О Господи! — выдохнули обе бедняжки, когда он подошел к ним. — В чем
наша вина, и чем мы заслужили такое варварское обращение?
— Мужайся, дорогая! — закричал связанный супруг. — Скоро смерть избавит
нас от мучений, а этого злодея убьет его собственная совесть.
— Совесть! — расхохотался Сен-Фон. — Это слово совершенно мне
незнакомо, так что оставь его при себе.
Первой развязали мадам де Клорис и подвели к министру.
— Ну что, шлюха, — сказал он, — ты помнишь, какие препятствия чинила на
моем пути? Да, дорогая моя, милая, сладчайшая моя кузина, ты дорого
заплатишь за это.
На эрекцию его было просто страшно смотреть, когда он принялся истязать
прелестное тело женщины: схватив ее за груди, он самым жестоким образом
изнасиловал ее на глазах мужа, чей член, благодаря занятой им позиции,
вложил себе в рот. А я, сделав удобной мишенью министерскую задницу, вонзила
в нее искусственный член. Вокруг Сен-Фона, почти вплотную к нему,
располагались влагалища, ягодицы, мужские органы и женские груди;
подстегиваемый демоном жестокости, он судорожно рвал ногтями все, что
попадало под руку, но особое предпочтение оказывал несчастной женщине, на
которую обрушилась вся его ярость.
— Убери отсюда эту тварь, Жюльетта, — сказал он, вытаскивая свой
инструмент из влагалища матери, чтобы тут же вставить его в маленькую норку
дочери. — Я не могу так кончить. А ты, сучка, — встряхнул он невинное
существо, сжавшееся в клубок под его тяжестью, — знай, что я много сил
потратил на то, чтобы трахнуть тебя, и вот сейчас я это сделаю, сейчас ты
горько пожалеешь, что когда-то отвергла меня.
Клориса положили так, чтобы Сен-Фон, насилуя его дочь, мог любоваться
красивым задом папаши, который он щипал одной рукой, а другой месил ягодицы
матери. Он лишил Юлию невинности с моей помощью: я направила его орган в
нужное русло, Сен-Фон напрягся, сильным толчком пробил брешь, и чресла его
окрасились кровью, а в это время вокруг министра белели восемь задниц в
самых живописных позах. Вслед за тем злодею показалось, что Делькур
недостаточно усердно мучает жертвы, он схватил стилет и начал колоть им
грудь матери, плечи дочери и отцовские ягодицы. Через минуту все вокруг было
залито кровью.
— И в этот отвратительный сосуд я не могу кончить, — процедил сатир,
вытаскивая член. — Пожалуй, вот на этом алтаре я принесу свою жертву. — И он
указал на зад Клориса, которого со связанными за спиной руками положили на
роковую кушетку. — Накинь ему петлю на шею, Делькур, и если он хоть пикнет,
затяни ее потуже.
Я внимательно следила за ходом событий и тут же умело направила
пылавший от возбуждения стержень в канал, куда ему предстояло излить свою
ярость, однако Клорис не проронил ни звука.