В тот же самый день, когда она совершила худшее из всех преступлений,
но так и не насытилась, блудница пригласила меня посетить дом свиданий,
неподалеку от Корсо {Одна из главных улиц Рима.}, и принять участие в одном
совершенно необычном представлении. Мы немедленно отправились туда.
— У вас много ожидается посетителей сегодня вечером? — спросила Олимпия
у пожилой женщины, которая почтительно встретила нас в дверях.
— Очень много, княгиня, — ответила матрона. — По воскресеньям они валом
валят.
— Тогда устройте нас поудобнее.
Нас провели в небольшую чистенькую и уютную комнату, где стояли
несколько низких кушеток, с которых хорошо были видны трое или четверо
проституток, расположившихся в соседней комнате.
— Что здесь происходит? — удивилась я. — И что это за преступление,
которое ты обещала?
— Через ту комнату за несколько часов, что мы пробудем здесь, пройдут
легионы монахов, священников, аббатов и прочего люда, а эти девицы будут
обслуживать их. Недостатка в клиентах не бывает, потому что я оплачиваю все
расходы, и развлечения этих господ им ничего не стоят. Процедура заключается
в следующем: проститутка берет мужской член в руки и показывает его нам,
если он нам не подходит, мы храним молчание, но как только мы
заинтересуемся, в той комнате послышится звук вот этого колокольчика, и
обладатель подходящего члена заходит сюда и ублажает нас всеми возможными
способами.
— Здорово! — восхитилась я. — Это для меня что-то новенькое, и я своего
не упущу. К тому же мы будем получать удовольствие не только от молодцев,
которых сюда направят, но и от пикантного зрелища, наблюдая, как остальные
развлекаются с этими сучками.
— Верно, — заметила синьора Боргезе, — мы будем извергаться и смотреть,
как совокупляются другие.
Не успела Олимпия закончить эту фразу, как появился высокий, — ладно
скроенный семинарист мужественного вида лет двадцати; одна из девиц обнажила
его орган сантиметров около двадцати в обхвате ниже головки и около тридцати
в длину. Такое величественное орудие не могло не вдохновить нас, и тут же
раздался требовательный звонок колокольчика.
— Шагай в соседнюю комнату, — сказала семинаристу проститутка, услышав
сигнал, — твою штуку там оценят лучше, чем здесь.
Через порог шагнула глыба плоти с вздыбившимся колом, который сразу
схватила Олимпия и воткнула в мою вагину.
— Наслаждайся, дорогая, и не жди меня, — великодушно сказала она. — Мой
копьеносец не замедлит явиться.
Я повалилась на кушетку и раскинула. ноги. Не успел мошенник сбросить
свое семя, как вошел еще один божий ученик, вызванный Олимпией, и прочесал
ее со всем юношеским пылом и усердием.
За ними следом появились двое сбиров {Сбир — полицейский в Италии.},
которых сменила парочка братьев-августинцев, затем пара суровых
францисканцев — субъектов скромно-мрачного вида.
Их сменили два хмельных и
веселых капуцина, а после монашеской братии мы приняли множество извозчиков,
кухонных работников, мусорщиков, парикмахеров, судейских чиновников,
мясников и просто лакеев. Так велика была эта процессия и среди них
попадались такие устрашающие члены, что я попросила пощады. Насколько помню,
это случилось на сто девяностом посетителе, после чего я решила остановить
поток спермы, безостановочно лившийся в меня и спереди и, как вы уже
догадались, сзади.
— Ах ты черт, как же болит моя бедная попочка, — жалобно проговорила я,
с трудом поднимаясь с кушетки. — Скажи, княгиня, часто ты играешь в такие
игры?
— Семь-восемь раз в месяц, — призналась Олимпия. — Я уже привыкла и
почти не утомляюсь.
— Поздравляю тебя. Что до меня, то я выжата до последней капли. Беда в
том, что нынче я кончала слишком много и слишком быстро.
— Сейчас мы примем ванну и поужинаем, а завтра ты почувствуешь себя
так, будто только что родилась.
Княгиня отвезла меня к себе домой, и после двухчасового блаженства в
теплой воде мы сели за стол в таком приподнятом состоянии, что не могли
говорить ни о чем другом, кроме как о плотских утехах.
— Ты и в зад совокуплялась? — спросила меня Олимпия.
— Ну конечно, неужели ты полагаешь, что я могла бы выдержать столько
атак в одно отверстие?
— Неужели? А я вот подставляла только куночку и не думала, честно
говоря, что ты так скоро остановишься. Как правило, я развлекаюсь в этом
доме по двадцать четыре часа подряд и не поворачиваюсь задом к этим
ненасытным скотам до тех пор, пока они не превратят мою вагину в рубленую
котлету. Да, вот именно в котлету, в сплошную открытую рану.
— Знаешь, моя милая Олимпия, я видела много распутниц, но ни разу не
встречала такой, как ты. И никто из них не был в состоянии понять, как это
понимаем мы с тобой, что многого еще можно добиться, шагая по бесконечной
лестнице к вершине самых сокровенных извращений. Я сделалась рабыней этих
сладостных, пусть даже и не столь значительных самих по себе, эпизодов;
каждый день я обнаруживаю в себе какую-то новую привычку, и эти приятные
привычки превращаются в маленькие ритуалы, в маленькие знаки благоговения
перед своим телом и своим духовным миром.
Эти восхитительные порывы к чрезмерности, в число которых необходимо
включить невоздержанность в еде и питье, ибо они разжигают огонь в нервных
флюидах и тем самым создают сладострастное настроение, — так вот, эти
постоянные уступки своим прихотям оказывают постепенное разрушительное
воздействие на человека и приводят к тому, что он уже не может обходиться
без излишеств, и с этого момента удовольствие для него существует только в
излишествах. Поэтому нам ничего не остается, кроме как поддерживать в себе
то состояние истомы, которого требует наслаждение.