и не видит ту широкую дорогу, ведущую прямо к цели.
Следовательно, исходя из принципов, придуманных нами для собственного
пользования, у нас Может быть одинаковый повод разочароваться в том, что мы
сделали слишком много зла, и в том, что сделали его слишком мало или вообще
не делали его. Но давай рассмотрим понятие вины в его самом элементарном и
самом распространенном смысле. В этом случае чувство вины, то есть то, что
приводит в действие внутренний механизм, только что названный нами совестью,
— так вот, в этом случае чувство вины будет совершенно бесполезной вещью,
слабостью, которую мы должны побороть во что бы то ни стало. Ибо чувство
вины — не что иное, как квинтэссенция, эманация предрассудка, вызванного
страхом наказания за запретный поступок, тем более, если причина такого
запрета неясна или неубедительна. Уберите угрозу наказания, измените
понятия, отмените уголовный кодекс или переселите преступника из одной
страны в другую, и дурное деяние, конечно, останется дурным, но тот, кто его
совершает, больше не будет испытывать чувства вины за него. Следовательно,
чувство вины — это всего лишь неприятная ассоциация, она вырастает из
обычаев и условностей, которые мы принимаем за абсолют, но она никогда,
никоим образом не связана с характером поступка, который мы совершаем.
Если бы это было не так, разве смог бы человек подавить в себе
угрызения совести и преодолеть чувство вины? Можно сказать с уверенностью,
что даже когда речь идет о поступках, имеющих самые серьезные последствия, с
угрызениями можно справиться окончательно, если у человека достанет ума, и
он всерьез вознамерится покончить с предрассудками. По мере того, как эти
предрассудки с возрастом искореняются, а привыкание постепенно притупляет
чувствительность и успокаивает совесть, чувство вины, прежде бывшее
результатом неокрепшего сознания, уменьшается и, в конце концов, исчезает.
Так прогрессирует человек, пока не дойдет до самых потрясающих крайностей,
пока не поймет, что можно наслаждаться ими сколько душе угодно. Правда,
здесь можно возразить, что чувство вины в какой-то мере зависит от тяжести
содеянного. Это так, поскольку предубеждение против серьезного преступления
сильнее, чем против легкого, соответственно предусмотренное законом
наказание в первом случае тяжелее, чем во втором; однако стоит найти в себе
силы, безболезненно избавиться от всех предрассудков, набраться мудрости и
понять, что в сущности все преступления одинаковы, и ты научишься управлять
своим чувством вины в зависимости от конкретных обстоятельств. Остается
добавить, что, научившись справляться с чувством вины по поводу
незначительных проступков, ты скоро научишься подавлять в себе неловкость
при совершении довольно жестокого поступка, а потом творить любую
жестокость, как большую, так и малую, с неизменным спокойствием.
Итак, милая Жюльетта, если тебя посещают неприятные ощущения после
совершения жестокости, так это потому только, что ты привязана к
определенной доктрине свободы или свободы воли и повторяешь про себя: «Как
дурно я поступила!» Но если человек по-настоящему хочет убедить себя в том,
что рассуждения о свободе — это пустые слова, и что нами движет сила, более
мощная, чем мы сами; если он поймет, что все в этом мире имеет свою цель и
свою пользу и что преступление, после которого наступает раскаяние, так же
необходимо для великого промысла Природы, как война, чума, голод,
посредством которых она периодически опустошает целые империи — а ведь
империи гораздо меньше зависят от Природы, чем человеческие поступки, — если
бы только мы дали себе труд подумать над этим, мы бы просто перестали
испытывать угрызения или чувство вины, и ты, бесценная Жюльетта, не заявила
бы мне, что я неправа, полагаясь на волю Природы, которую ты считаешь
грехом.
Все моральные эффекты, — продолжала мадам Дельбена, — происходят от
физических причин, с которыми они связаны самым абсолютным образом:
барабанная палочка бьет по туго натянутой коже, и удару отвечает звук — если
нет физической причины, то есть нет столкновения, значит, не будет и
эффекта, не будет звука. Особенно нашего организма, нервные флюиды,
зависящие от природы атомов, которые мы поглощаем, от видов или количества
азотистых частиц, содержащихся в нашей пище, от нашего настроения и от
тысячи прочих внешних причин — это и есть то, что подвигает человека на
преступления или на добродетельные дела и зачастую, в течение одного дня, и
на то и на другое. Это и есть причина порочного или добродетельного деяния,
которую можно сравнить с ударом в барабан, а сотня луидоров, украденная из
кармана ближнего, или та же сотня, отданная нуждающемуся в виде подарка, —
это эффект удара или полученный звук. Как мы реагируем на эти эффекты,
вызванные первичными причинами? Можно ли ударить в барабан гак, чтобы не
было ни одного звука? И разве можно избежать этих отзвуков, если и они сами,
и удар, их вызвавший, — всего лишь следствие явлений, не подвластных нам,
настолько далеких от нас и настолько не зависящих от нашего собственного
организма и образа мыслей? Поэтому очень глупо и неестественно поступает
человек, который не делает того, что ему хочется, а сделав это, глубоко
раскаивается. И чувство вины и угрызения совести являются не чем иным, как
малодушием, которое следует не поощрять, а напротив, искоренять в себе всеми
силами и преодолевать посредством здравомыслия, разума и привычек. Разве
помогут сомнения, когда молоко уже скисло? Нет. Посему надо утешиться и
понять, что угрызения совести не сделают поступок менее злодейским, ибо они
всегда появляются после поступка и очень редко предотвращают его повторение.