..
— Одну минуту, — перебила меня мудрая собеседница, — я никогда никого
не хотела удержать от преступления, более того, я всегда желала убрать все
препятствия, которые нагромоздила на пути людей глупость. Злодейство — моя
потребность; Природа дала мне жизнь для того, чтобы я служила ее целям, и я
должна множить до бесконечности все средства для этого. Профессия, которую я
выбрала скорее из порочности, нежели из материального интереса, доказывает
мое искреннее желание способствовать злодейству; у меня нет большей страсти,
чем страсть к разрушению, и если бы я могла опутать своими сетями весь мир,
я стерла бы его в порошок без колебаний и сожалений.
— Скажите, какой пол вызывает у вас самую сильную ярость?
— Мне безразличен пол человека — для меня важен его возраст, ‘его связи
с другими, его положение. Когда я нахожу стечение благоприятных факторов в
мужчине, мне доставляет наибольшее удовольствие убивать мужчин, когда же их
средоточием является женщина, я, естественно, предпочитаю ее,
— В чем же заключаются эти благоприятные факторы?
— Мне бы не хотелось говорить об этом.
— Но почему?
— Потому что из моих объяснений ты можешь сделать ошибочные выводы, а
они могут разрушить наши отношения.
— Ах, дорогая, вы и так уже сказали предостаточно, и я поняла, что ваше
любимое занятие — приговаривать людей к смерти.
— Естественно, я прямо сказала это. Но выслушай меня, Жюльетта, и
выбрось из головы все свои опасения. Не хочу скрывать от тебя тот факт, что
любой предмет, которым я пользуюсь, но к которому не испытываю чувств,
постигает участь любой другой утвари. Но если в этом предмете я нахожу
приятные и родственные мне свойства, например, такое воображение, как у
тебя, вот тогда я способна на верность, о какой ты даже не подозреваешь.
Поэтому, любовь моя, забудь свои сомнения, забудь во имя нашей
привязанности; я дала тебе самые надежные гарантии своей преданности, ты же
не принимаешь ее и заставляешь меня думать, что твой разум не в ладах с
твоим сердцем. Кроме того, разве у меня есть хоть какие-то способности,
которыми не обладаешь ты?
— Да я не знаю и сотой части того, что знаете вы!
— Ну, если тебе так хочется, — улыбнулась Дюран. — Но знай, что с тобой
я буду употреблять свое искусство только для того, чтобы заставить тебя
полюбить меня еще сильнее.
— В том нет нужды, ведь злодеи прекрасно ладят друг с другом, и если бы
ты не возбудила во мне ужасные подозрения, я никогда бы не отравила
Клервиль.
— Кажется, я слышу в твоих словах сожаление, Жюльетта?
— Нисколько, — запротестовала я и поцеловала подругу.
— Давайте поговорим о другом. Хочу еще раз напомнить, что я вручила
свою судьбу в ваши руки, и вы должны вложить в мое сердце надежду; наша сила
— в нашем крепком союзе, и ничто его не сломит, пока мы будем вместе.
А
теперь расскажите мне о тех факторах, что побуждают вас к злодейству; мне
страшно интересно узнать, насколько сходятся наши взгляды.
— Я уже сказала, что здесь большую роль играет возраст: я люблю срывать
цветок в пору его расцвета, в возрасте пятнадцати-семнадцати лет, когда розы
распускаются пышным цветом, когда кажется, что Природа сулит им долгую и
счастливую жизнь. Ах, Жюльетта, как мне нравится вмешиваться в промысел
Природы! Кроме того, я люблю разрушать человеческие узы: отбирать у отца
ребенка, у любовника его возлюбленную.
— У лесбиянки ее любимую подругу?
— Ну конечно, лисичка моя, разве я виновата, что непостижимая Природа
создала меня такой подлой? Но если жертва принадлежит мне, я испытываю
двойное удовольствие. Еще я сказала, что мое воображение возбуждает
материальное положение человека, при этом я склоняюсь к двум
крайностямбогатство и роскошь или крайняя нужда и обездоленность. Вообще мой
удар должен иметь ужасные, насколько это возможно, следствия, а чужие слезы
вызывают у меня оргазм; чем обильнее они льются, тем яростнее мои спазмы.
У меня начала кружиться голова, и я с томной блуждающей улыбкой
прижалась к своей новой наперснице.
— Ласкай меня скорее, умоляю тебя, ты же видишь, как действуют твои
речи на Жюльетту; я не встречала женщины, чьи мысли были бы так близки к
моим, как твои; в сравнении с тобой Клервиль была ребенком; я всю жизнь
искала тебя, милая Дюран, не покидай меня больше.
И волшебница, желая в полной мере воспользоваться моим экстазом,
уложила меня на кушетку и посредством трех пальцев одарила меня такими
ласками, каких я еще не знала. Я ответила тем же, обхватив губами ее клитор,
а когда увидела, как судорожно сжимается и разжимается ее заднее отверстие —
словно цветок, жаждущий вечерней росы, — нащупала рукой искусственный фаллос
и вонзила его в таинственный грот, который был невероятных размеров:
толстенный инструмент длиной не менее двадцати сантиметров мигом исчез в
глубине, и когда он скрылся из виду, развратница застонала, задрожала всем
телом и засучила ногами. Воистину, если Природа не дала ей познать обычные
удовольствия, она щедро вознаградила Дюран потрясающей чувствительностью ко
всем прочим. Один из выдающихся талантов моей наперсницы заключался в
способности сторицей возвращать получаемое удовольствие, она оплела меня
своим гибким телом и, пока я ее содомировала, она целовала меня в губы,
вставив пальцы в мой анус. Она то и дело, забыв обо всем, концентрировалась
исключительно на своих ощущениях, и тогда раздавались такие смачные
ругательства, каких я не слышала ни от кого. К этому могу добавить, что с
какой бы стороны ни посмотреть на эту замечательную женщину — дитя
злодейства, похоти и бесстыдства, — можно сказать только одно: все ее
качества — и физические и моральные — делали ее самой выдающейся либертиной
своего времени.