Ты обратила внимание на его член?
Великолепный образчик, не правда ли? А как мастерски он им владеет! Кстати,
Жюльетта, пока не забыл: вот деньги, которые я обещал за твое
самостоятельное преступление. Карета ждет, можешь отправляться домой, а
завтра уедешь в поместье возле Со, которое я купил для тебя в прошлом
месяце, возьми с собой прислугу — четырех служанок тебе будет достаточно,
разумеется, самых привлекательных, а также повара, дворецкого и троих
девственниц, предназначенных для следующего ужина. И жди от меня дальнейших
инструкций. Вот пока и все.
Я ушла, очень удовлетворенная успехом своего преступления,
переполненная приятными чувствами от того, что совершила его, а наутро
уехала из Парижа.
Не успела я устроиться в сельском поместье, стоявшем отдельно от
ближайших селений, не менее уединенном, чем жилища отшельников. Тебаида
{Южная часть Египта, где скрывались от преследований первые христиане.
Греческое название Фивы.}, как служанка сообщила, что прибыл незнакомый
человек, весьма благородный на вид, и сказал, что его послал министр и что
он желает поговорить со мной.
— Пусть подождет, — ответила я и распечатала послание, которое он
привез от Сен-Фона. Прочла я следующее: «Пусть ваши люди немедленно схватят
подателя сего письма и бросят в один из казематов, которые я выстроил в
подвалах дома. Этот человек ни в коем случае не должен иметь возможности
бежать, ты за него отвечаешь головой. Скоро появятся его жена и дочь —
поступи с ними точно так же. Это мой приказ. Выполняй его в точности и не
бойся употребить всю жестокость, на которую ты способна. До скорой встречи».
И я велела пригласить незнакомца.
— Сударь, — начала я, приняв самый радушный и приветливый вид, — так вы
действительно друг его светлости?
— И моя семья и я сам долгое время пользовались его расположением и
добротой, сударыня.
— Это видно из письма, сударь… Позвольте я дам слугам указания, чтобы
вас устроили так, как того желает министр.
Предложив ему сесть, я вышла из комнаты.
Мои лакеи, которые были скорее моими рабами, нежели слугами, раздобыли
веревку, и вернувшись вместе с ними, я громко сказала:
— Отведите этого господина в апартаменты, которые отвел для него его
светлость. — И мои сильные, как быки, телохранители бросились на гостя, вмиг
скрутили его и отвели в мрачное подземелье.
— Я протестую, сударыня! Это ужасное недоразумение! — кричал
незнакомец, несчастная жертва нашего с Сен-Фоном коварства.
Я осталась глуха к его мольбам и неукоснительно выполнила инструкции
министра: отчаянные вопли узника остались без ответа, и я сама закрыла
ключом дверь его темницы.
Поднявшись в гостиную, я услышала, как к дому подъехал экипаж. Из него
вышли жена и дочь моего гостя, которые предъявили мне верительную грамоту —
точную копию первой.
Ах, Сен-Фон, восхищенно подумала я, не спуская глаз с обеих женщин,
любуясь красотой матери, породистой статной женщины тридцати шести лет, и
нежной скромностью и грацией дочери, только что вступившей в свое
шестнадцатилетие; ах, Сен-Фон! как уживается ваша мерзкая чудовищная похоть
с вашими министерскими обязанностями? Ведь все, что вы делаете, диктуется
исключительно вашими пороками, но не интересами страны.
Я с удовольствием описала бы все стоны и вопли несчастных женщин, когда
их грубо втолкнули в подвал, но скажу лишь, что была тронута слезами матери
и дочери не более, чем возмущением отца, и была озабочена только тем, чтобы
надежно запереть узников столь высокого положения до появления Сен-Фона.
Размышляя о том, какая участь могла ожидать их, я не допускала и мысли,
что речь идет о простом заточении, поскольку чувствовала, что просто создана
для роли палача, хотя и не получила никаких указаний на сей счет. Пока я
ломала над этим голову, мне сообщили о прибытии четвертого персонажа. Каково
же было мое искреннее изумление, когда я увидела того самого человека,
который, как вы помните, во время первой моей встречи с Сен-Фоном три раза
ударил меня по плечам палкой по приказанию министра.
«Прими этого человека со всем радушием и хорошо обращайся с ним, —
прочитала я в записке, — ты должна его помнить, потому что до сих пор носишь
на теле следы его длани. Он будет играть главную роль в драме, которая
разыграется завтра; это палач из Нанта, который по моему приказу должен
умертвить твоих узников: мне строго-настрого велено представить их головы
королеве к послезавтрашнему дню, я и сам бы с удовольствием помахал топором,
если бы Ее Величество не выразила странного желания принять их останки из
рук официального палача. По этой причине я направляю к тебе этого человека,
хотя он и сам еще не знает, что ему предстоит делать. Прошу тебя
проинструктировать его, однако ни в коем случае не позволяй ему взглянуть на
смертников — это чрезвычайно важно. Жди меня завтра утром. А пока можешь
позабавиться с ними, особенно не церемонься с дамой. Ничего не давай им,
кроме хлеба и воды, и лиши дневного света».
— Сударь, — повернулась я к молодому человеку, — министр пишет, что мы
с вами уже знакомы. Я действительно не забыла, как вы…
— Да, сударыня. Но, увы, приказ есть приказ.
— Вы правы, и я не держу на вас зла, — я протянула ему руку, которую он
поспешно и пылко поцеловал. — Однако пора обедать. Пройдемте к столу, заодно
и побеседуем.
Делькур — так звали палача — был очень приятный и обходительный мужчина
двадцати восьми лет, и на этот раз он произвел на меня весьма недурное
впечатление. Я оказала ему самые искренние знаки внимания и, когда с обедом
было покончено, сразу пошла в атаку.