Было уже темно. Наши лакеи, робкие и изнеженные хлыщи,
мгновенно испарились, и, если не считать двух кучеров, мы оказались одни
перед лицом четверых разбойников в масках.
Клервиль, которая не имела никакого понятия о страхе, сразу и
безошибочно выделила из них главаря и, обратившись к нему, высокомерным
тоном спросила, что им нужно, но ответа не последовало. Похитители затолкали
нас в карету, и мы поехали обратно в направлении Аркея, потом повернули на
Кашан и чуть позже свернули на узкую дорогу, которая привела нас к
уединенному и, очевидно, хорошо укрепленному замку. Карета въехала во двор,
ворота закрылись, и мы слышали, как их забаррикадировали изнутри; тем
временем один из наших сопровождающих открыл дверцу экипажа и молча подал
нам руку, приглашая выходить.
Колени мои подгибались, когда я сошла на землю; я была близка к
обмороку, потому что перепугалась не на шутку; не лучше чувствовали себя мои
служанки, только Клервиль сохраняла самообладание. Она вышла из кареты,
высоко подняв голову и презрительно поджав губы, и бросила нам несколько
ободряющих слов. Трое из похитителей исчезли, и главарь провел нас в ярко
освещенную гостиную. Переступив порог, мы остановились, встретившись с
пронзительным, исполненным боли и печали, взглядом старика; из глаз его
текли слезы, и его утешали две очень хорошенькие молодые женщины.
— Вы видите перед собой все, что осталось от семейства Клорис, — начал
наш провожатый, к которому уже присоединились трое его спутников. — Старый
господин — отец главы семьи, а эти дамы — сестры его супруги, мы же — его
братья. Здесь не хватает главы дома, его жены и дочери; их ложно обвинили,
без всякой вины с их стороны, только потому, что они снискали немилость ее
величества и хуже того — гнев этого министра, который обязан своим
положением и богатством только благородству и помощи моего брата. Мы навели
справки и теперь совершенно уверены, что наши близкие, о которых мы ничего
не слышали с позавчерашнего дня, содержатся под стражей в загородном доме,
том самом, что вы покинули нынче вечером, и дай нам всем Бог, чтобы они были
еще живы. Вы близки к министру, и нам известно, что одна из вас — его
любовница, так что либо вы скажете нам, где находятся люди, которых мы
разыскиваем, либо представите доказательства, что их нет в живых, а до тех
пор вы останетесь нашими заложниками. Верните наших родственников, и вы
свободны, но если они убиты, вы в скором времени сойдете вслед за ними в
могилу, и ваши тени будут молить их о прощении. Больше мы ничего не имеем
сказать вам — говорите теперь вы. И поживее.
— Господа, — с достоинством ответила несгибаемая Клервиль, — мне
кажется, что ваши действия абсолютно незаконны. Я бы квалифицировала их как
недопустимо безобразные. Судите сами: мыслимое ли дело, чтобы две женщины —
вот эта дама и я (остальные — наши служанки) — повторяю, мыслимо ли, чтобы
две женщины были настолько близко знакомы с частной жизнью министра, что
могут быть в курсе событий, о коих вы имеете честь говорить? Неужели вы
всерьез полагаете, что если упомянутые вами лица попали в немилость двора, и
если этим делом занимается Правосудие или сам министр, неужели вы полагаете,
что нам может быть хоть что-то известно о их судьбе? У нас нет ничего, кроме
нашего слова чести, которое мы и даем вам и заявляем, что ничего, абсолютно
ничего, не знаем о том, что могло случиться с теми, чья судьба вас
беспокоит.
Больше мы ничего не имеем
сказать вам — говорите теперь вы. И поживее.
— Господа, — с достоинством ответила несгибаемая Клервиль, — мне
кажется, что ваши действия абсолютно незаконны. Я бы квалифицировала их как
недопустимо безобразные. Судите сами: мыслимое ли дело, чтобы две женщины —
вот эта дама и я (остальные — наши служанки) — повторяю, мыслимо ли, чтобы
две женщины были настолько близко знакомы с частной жизнью министра, что
могут быть в курсе событий, о коих вы имеете честь говорить? Неужели вы
всерьез полагаете, что если упомянутые вами лица попали в немилость двора, и
если этим делом занимается Правосудие или сам министр, неужели вы полагаете,
что нам может быть хоть что-то известно о их судьбе? У нас нет ничего, кроме
нашего слова чести, которое мы и даем вам и заявляем, что ничего, абсолютно
ничего, не знаем о том, что могло случиться с теми, чья судьба вас
беспокоит. Нет, господа, до сегодняшнего дня мы никогда о них не слышали, и
если вы — благородные люди и если вам больше нечего добавить, освободите нас
немедленно, потому что держите нас здесь против нашей воли, на что у вас нет
никакого права.
— Мы не собираемся опровергать ваши слова, мадам, — отвечал наш
провожатый. — Одна из вас четыре дня находилась в поместье министра, вторая
приехала туда сегодня к вечеру. Прошло также четыре дня с того времени, как
семью Клориса привезли в тот самый дом, следовательно, одна из вас наверняка
сумеет ответить на наши вопросы, и все вы останетесь здесь, пока мы не
получим разъяснений.
К этому трое других добавили, что если мы не хотим говорить по доброй
воле, у них есть средства заставить нас.
— Нет, я этого не допущу, — решительно вмешался старик, — здесь не
будет никакого насилия. Мы не должны употреблять методы наших врагов, чтобы
не брать на себя их грехи. Лучше попросим этих дам написать министру письмо
с просьбой срочно прибыть сюда, послание будет составлено таким образом,
чтобы он ничего не заподозрил и поторопился. Он приедет, и мы спросим у него
самого, в конце концов, ему не останется другого выхода, и он скажет, где
мой сын и его семья и что с ними. Если он откажется, тогда вот в этой руке,
хотя она и дрожит, достанет силы вонзить кинжал в его сердце… Вот что
такое деспотизм и тирания! Вот каковы их ужасные следствия! О, французский
народ! Когда же ты поднимешься на злодеев? Когда, устав от рабства и осознав
свою безграничную мощь, ты поднимешь голову и сбросишь цепи, в которые
заковали тебя коронованные преступники, когда, наконец, обретешь свободу,
которую даровала тебе великая Природа?.. Дайте им перо, чернила и бумагу.
— Отвлеките их, — прошептала я на ухо Клервиль, — я сама займусь
письмом.
Я написала следующий текст: «Дело исключительной важности требует
вашего присутствия здесь. Дорогу вам укажет податель сей записки. Приезжайте
как можно скорее».
Я показала письмо нашим похитителям, и они одобрили его.