Когда я вернулась домой, Фатима, моя новая подруга шестнадцати лет от
роду и красивая как божий день, с которой я успела подружиться,
расхохоталась, услышав рассказ о моем приключении. С ней произошло то же
самое с той только разницей, что ей повезло больше, чем мне: она получила
пятьдесят луидоров, оказавшихся в кошельке, который она стащила с камина.
— Как? — удивилась я. — Ты позволяешь себе подобные вещи?
— Регулярно или, вернее, всякий раз, когда удается, моя милая, —
отвечала Фатима, — и без малейших колебаний и сомнений, поверь мне. Эти
негодяи очень богаты, и кому, как не нам, принадлежат их деньги? Почему же
мы должны быть так глупы и не брать то, что можно взять? Неужели ты все еще
блуждаешь в потемках невежества и считаешь, что в воровстве есть что-то
плохое?
— Я уверена, что воровать — очень дурно.
— Что за чушь! — покачала головой Фатима. — Она тем более неуместна при
нашей профессии. Мне будет нетрудно переубедить тебя. Завтра я обедаю со
своим любовником и попрошу мадам Дювержье отпустить тебя со мной, тогда ты
услышишь, как рассуждает на этот счет Дорваль.
— Ах ты, стерва! — воскликнула я в притворном ужасе. — Ты хочешь убить
во мне то малое, что осталось; впрочем, если на то пошло, меня очень
притягивают такие вещи… Короче, я согласна. И не волнуйся: ты найдешь во
мне хорошую ученицу. А Дювержье меня отпустит?
— Ты тоже не беспокойся, — ответила Фатима. — — Предоставь это мне.
На следующий день, рано утром, за нами заехал экипаж, и мы направились
в сторону Ла-Вилетт. Дом, возле которого мы остановились, стоял уединенно,
но казался очень респектабельным. Нас встретил слуга и, проводив в богато
украшенную комнату, вышел отпустить наш экипаж. Только тогда Фатима начала
прояснять ситуацию.
— Ты знаешь, где мы находимся? — улыбнулась она.
— Не имею никакого понятия.
— В доме очень-очень необыкновенного человека, — сказала моя подруга. —
Я солгала, когда сказала, что он мой любовник. Я часто бывала здесь, но
только по делам. Обо всем этом, о том, как я зарабатываю, Дювержье ничего не
знает: все, что я здесь получаю, — мое. Однако работа не лишена риска…
— Что ты хочешь сказать? — забеспокоилась я. — Ты возбудила мое… мое
любопытство.
— Мы в доме одного из самых удачливых воров во всем Париже; этот
господин живет воровством, которое приносит ему самые сладкие удовольствия.
Он все объяснит сам, и его философия пойдет тебе только на пользу; он даже
обратит тебя в свою веру. Дорваль абсолютно безразличен к женщинам до тех
пор, пока не сделано дело, и только после этого он возвращается к жизни,
только тогда вспыхивают все его страсти; женщины привлекают его, когда
совершают кражу, и даже их ласки он старается украсть. Это по-настоящему
захватывающая игра, впрочем, ты увидишь сама.
Это по-настоящему
захватывающая игра, впрочем, ты увидишь сама. Если тебе покажется, что мы
ничего не получили за свою работу, имей в виду, что мне уже заплатили
заранее. Вот десять луидоров, они твои. Свою долю я оставила себе.
— А Дювержье?
— Но я же тебе сказала: она здесь не при чем. Да, я обманываю нашу
любимую матушку, но разве я не права?
— Может быть, права, — согласилась я. — То, что мы заработаем здесь,
принадлежит нам, и не стоит делиться с ней добычей, сама мысль об этом,
видит Бог, уже поднимает мне настроение. Но продолжай, по крайней мере,
объясни мне главное. Кого мы должны обобрать и каким образом?
— Слушай внимательно. Шпионы, а они у хозяина повсюду в Париже,
сообщают ему о прибытии иностранцев и простаков, которые приезжают к нам
сотнями; он с ними знакомится, устраивает для них обеды с женщинами нашего
типа, которые воруют у них кошельки, пока удовлетворяют их желания, вся
добыча идет ему, и независимо от того, сколько украдено, женщины получают
четвертую часть, это не считая того, что им платят клиенты.
— Но ведь это опасно, — заметила я. — Как он ухитряется избегать
ареста?
— Его бы давно арестовали, если бы он не принял меры, чтобы избавить
себя от всяких неудобств и случайностей. Будь уверена: никакая опасность нам
не грозит.
— Это его дом?
— И не единственный: у него их штук тридцать. Сейчас мы в одном из них,
где он останавливается раз в шесть месяцев, возможно, раз в год. Сыграй
получше свою роль; на обед придут два или три иностранца, после обеда мы
уйдем развлекать этих господ в отдельные комнаты. Смотри не зевай — не
упусти свой кошелек, а я тебе обещаю, что своего не прозеваю. Дорваль будет
наблюдать за нами тайком. Когда дело будет сделано, идиотов усыпят порошком,
подсыпанным в бокалы, а остаток ночи мы проведем с хозяином, который сразу
после нашего ухода исчезнет тоже; уедет куда-нибудь еще и повторит тот же
фокус с другими женщинами. А наши богатенькие чурбаны, когда проснутся
наутро, будут только счастливы, что легко отделались и сохранили свою шкуру.
— Если тебе заплатили заранее, — спросила я, — почему бы нам не
сбежать, чтобы не участвовать в этом деле?
— Это было бы большой ошибкой: он легко расправится с нами, а если мы
все сделаем в лучшем виде, будет приглашать нас почти каждый месяц. Кроме
того, если послушаться твоего совета, мы лишимся того, что можем заработать,
обобрав этих кретинов.
— Ты права. И если бы не твой первый аргумент, я бы, наверное,
предпочла украсть без него и не отдавать три четверти добычи.
— Хотя я придерживаюсь прежнего своего мнения, мне очень нравится ход
твоих рассуждений, — с одобрением заметила Фатима, — это говорит о том, что
у тебя есть все, что нужно, чтобы добиться успеха в нашей профессии.