Если я не ошибаюсь и если, когда настанет мой последний день, ты
покажешь, что я был неправ, и если тогда (что весьма сомнительно, ибо
противоречит всем законам вероятности и логики) ты убедишь меня в твоем
существовании, которое я так яростно сейчас отрицаю, что будет тогда? Тогда
ты сделаешь меня счастливым навеки или навеки несчастным? Ну что ж, если
сделаешь счастливым, я признаю тебя, буду боготворить тебя, если сделаешь
несчастным, буду презирать и ненавидеть тебя, ибо ни один разумный человек
иначе не сможет постичь, почему с твоим могуществом, которое считается одним
из главнейших твоих атрибутов, если ты есть, — почему ты толкаешь человека
на путь, столь пагубный для него самого и для твоей славы? (Прим. автора)}.
Несомненно, если мы согласны с тем, что вселенная создана и управляется
существом, чье могущество, мудрость и доброта бесконечны, нам придется
признать, что все зло должно быть абсолютнейшим образом исключено из этого
мира; но тогда откуда взялись постоянные несчастья большинства смертных,
составляющих человеческий род? Какую же незавидную роль вы уготовили вашему
ничтожному Богу, полагая, что он ответственен за такое варварство. Короче
говоря, вечные муки весьма слабо согласуются с бесконечной добротой Бога,
которого вы имеете в виду; поэтому либо прекратите принуждать меня поверить
в него, либо избавьтесь от своей дичайшей догмы о вечных страданиях —
сделайте то или другое, если вы искренне хотите, чтобы я хоть на минуту
признала вашего Бога. Отбросив догмат о существовании ада, мы можем
расстаться и с понятием о рае: и то и другое — преступная выдумка
тиранов-теологов, которые, насилуя человеческие мозги, стремятся навязать
свою власть даже монархам. Я уверена, что мы состоим только из материи, что
нематериальные субстанции существовать не могут, и то, что мы называем
душой, — результат действия материи; и дело обстоит именно так, а не иначе,
несмотря на нашу человеческую гордость, которая заставляет нас искать
различия между нами и грубыми животными, однако ведь, наподобие животных, мы
обращаемся в прах, из которого вышли, и когда мы умираем, нас нельзя
наказать так же, как их, за дурные поступки, внушенные нам нашей внутренней
организацией, то есть Природой, как нельзя вознаградить нас за добрые дела,
которые мы творили, в силу какой-то иной организации. Итак, что касается до
судьбы, ожидающей нас после смерти, независимо от того, хорошо или плохо мы
поступали в этой жизни, результат будет одинаков; и если нам удастся прожить
в свое удовольствие каждую минуту из отпущенного нам срока, пусть даже
поступая несправедливо, даже доставляя неприятности всем окружающим и
попирая все условности, если — повторяю — мы избежим конфликта с законом,
что прежде всего зависит от нас самих, тогда мы — и никаких сомнений тут
быть не может — сможем поздравить себя с тем, что прожили намного
счастливее, нежели идиоты, которые из жуткого страха перед наказанием в аду,
в той, другой жизни, лишают себя всего, что могло бы доставить им
удовольствие или хотя бы радость; ведь неизмеримо важнее получить счастье в
этом мире, в котором мы уверены как в самих себе, чем отказаться от
наслаждений, предлагаемых нам здесь и теперь, в надежде обрести воображаемое
блаженство, о котором у нас нет и быть не может ни малейшего представления.
Отбросив догмат о существовании ада, мы можем
расстаться и с понятием о рае: и то и другое — преступная выдумка
тиранов-теологов, которые, насилуя человеческие мозги, стремятся навязать
свою власть даже монархам. Я уверена, что мы состоим только из материи, что
нематериальные субстанции существовать не могут, и то, что мы называем
душой, — результат действия материи; и дело обстоит именно так, а не иначе,
несмотря на нашу человеческую гордость, которая заставляет нас искать
различия между нами и грубыми животными, однако ведь, наподобие животных, мы
обращаемся в прах, из которого вышли, и когда мы умираем, нас нельзя
наказать так же, как их, за дурные поступки, внушенные нам нашей внутренней
организацией, то есть Природой, как нельзя вознаградить нас за добрые дела,
которые мы творили, в силу какой-то иной организации. Итак, что касается до
судьбы, ожидающей нас после смерти, независимо от того, хорошо или плохо мы
поступали в этой жизни, результат будет одинаков; и если нам удастся прожить
в свое удовольствие каждую минуту из отпущенного нам срока, пусть даже
поступая несправедливо, даже доставляя неприятности всем окружающим и
попирая все условности, если — повторяю — мы избежим конфликта с законом,
что прежде всего зависит от нас самих, тогда мы — и никаких сомнений тут
быть не может — сможем поздравить себя с тем, что прожили намного
счастливее, нежели идиоты, которые из жуткого страха перед наказанием в аду,
в той, другой жизни, лишают себя всего, что могло бы доставить им
удовольствие или хотя бы радость; ведь неизмеримо важнее получить счастье в
этом мире, в котором мы уверены как в самих себе, чем отказаться от
наслаждений, предлагаемых нам здесь и теперь, в надежде обрести воображаемое
блаженство, о котором у нас нет и быть не может ни малейшего представления.
Должен обладать непревзойденной глупостью тот, кто захотел убедить людей в
том, что они могут быть более несчастны после смерти, нежели были до своего
рождения! Разве кто-нибудь из нас просил позволения появиться на этот свет?
Неужели сами люди выбирают страсти, которые согласно вашему очаровательному
кредо обрекают их на вечные муки в следующем мире? Да ничего подобного! Ни
одна из этих страстей не является делом рук самого человека, любой его
поступок — не его вина, и немыслимо, глупо и неправильно, если его за это
наказывают.
Достаточно взглянуть на наших несчастных собратьев, чтобы убедиться,
что в них нет никакого намека на бессмертие. Это — божественное свойство
или, лучше сказать, свойство, которое не может быть присуще материи, так как
же оно может принадлежать животному, которое называется человеком? Тот, кто
ест, пьет и воспроизводит потомство наподобие животных, которых превосходит
разве что более тонким инстинктом, разве может он рассчитывать на судьбу,
отличную от судьбы тех же зверей? Неужели хоть на минуту можно допустить
подобную нелепость? Однако они скажут по этому поводу так: человек достиг
высшего осознания своего Бога, и этот факт дает ему право на бессмертие, о
котором он мечтает.