Я смаковал этот
сладострастный рот, который открывался только за тем, чтобы глотнуть воздуха
и молить меня о пощаде; я прижимался жаркими губами к этим глазам, из
которых непрестанно лились слезы, вызванные моей яростью; я то и дело
набрасывался на зад моей дорогой Клотильды и истязал его снова и снова;
потом привлек к себе Карлсона, осыпал его ласками и долго сосал его
восхитительный член.
Через некоторое время мы развязали их и поставили на колени; поднятые
руки привязали к деревьям, на лодыжки и икры положили тяжелые камни, чтобы
они не могли пошевелиться. В таком положении хорошо вырисовывались их
вызывающе соблазнительные груди: грудь Филогоны была выше всяческих похвал,
да и грудь Клотильды увяла совсем немного и выглядела прекрасно. При этом
зрелище мое бешенство достигло апогея. Какое это блаженство — перерезать
узы, связывающие нас с другими! Я заставил обеих целовать мне ягодицы,
потом, овладев Карлсоном, приподнял эти прекрасные груди и не спеша, одну за
другой, отрезал их; потом нанизал кусочки нежной плоти на гибкий прутик и в
виде ожерелья повесил женщинам на шею; их тела обливались кровью, и я
сбросил на них последние брызги спермы, когда Карлсон прочищал мне задний
проход.
— Вот теперь все, — удовлетворенно произнес я. — Оставим их здесь, и
дикие звери и птицы за один день покончат с ними. Это лучше, чем если бы мы
убили их сразу и лишили возможности мучиться дольше.
Карлсону, обладавшему невероятно жестоким сердцем, не терпелось
покончить с этим делом там же, не сходя с места — чтобы насладиться, сказал
он, предсмертной агонией этой парочки; но я убедил его, что в моем
предложении больше смысла, он сдался, и мы начали прощаться с дамами.
— Если есть Бог на свете, — слабо простонала Клотильда, — пусть он
увидит, к чему привел первородный грех. Я виновата в том, что принадлежала
этому чудовищу, и признаю свою вину, но скажи, Боже, неужели так жестоко ты
должен карать меня?
— Ого! Что я слышу? — повернулся я к Карлсону. — Это, кажется,
настоящий бунт против Всевышнего; давай отомстим за Бога, которого мы оба с
тобой глубоко уважаем. Обычно за богохульные речи вырывают язык, и
справедливость должна восторжествовать немедленно. Пора лишить этих тварей
возможности кощунствовать.
Мы силой разжали им зубы и отрезали язык почти по самый корень.
— Раз уж они больше не могут разговаривать, — предложил Карлсон, —
какого черта нужны им глаза? Давайте вырвем эти прекрасные очи, которые
когда-то бросали вас в дрожь…
Обрадовавшись такому мудрому совету, я немедленно ослепил Филогону, а
Карлсон выколол глаза Клотильде.
— Вот теперь все в порядке, но… — я сделал паузу и закончил, — эти
суки могут ведь и укусить диких зверей, которые придут полакомиться ими.
.. — я сделал паузу и закончил, — эти
суки могут ведь и укусить диких зверей, которые придут полакомиться ими.
Для удаления зубов мы воспользовались камнем и, не желая еще больше
калечить свои жертвы, чтобы не сделать их совершенно бесчувственными к
предстоящим последним страданиям, пошли обратно. Шагов через сто мы
поднялись на невысокий холм, с которого прекрасно просматривалась вся сцена.
На лужайке уже собрались всевозможные птицы и звери, кишмя кишевшие на
острове, и скоро была видна только темная шевелившаяся масса.
— Посмотри, мой храбрый Карлсон, на этот спектакль! Ты не знаешь, как
приятно расправиться таким образом с собственной женой и дочерью. Я жалею,
что нет у меня сотни других родственников — ни один не ускользнул бы от
меня. Дай-ка мне свой несравненный зад, я позабавлюсь с ним.
Мы еще раз удовлетворили друг друга, в последний раз сбросили сперму и
пошли к берегу.
Капитан выслушал нашу выдуманную историю с самым спокойным видом,
получил еще несколько цехинов, и на третий день после экспедиции на совиный
остров мы высадились в Неаполе.
Мне сразу понравилась эта сказочная страна, и я приобрел вот это
поместье, где живу до сих пор; хотя я очень богат, разбойничьи привычки не
дают покоя: слишком дороги и приятны они мне, чтобы оставить их; грабежи и
убийства сделались моими жизненными потребностями, и я скорее умру, чем
откажусь от этих удовольствий. У меня есть небольшая армия; Карлсон — мой
лейтенант, это он захватил вас там, на дороге, и он замещал меня, когда я
ездил в Париж за сестрой, с которой мечтал соединиться всю жизнь.
Несмотря на свое влияние, могущество и богатство, Клервиль, не
задумываясь, бросила все, чтобы связать свою судьбу со мной, ибо она высоко
ценит мою приверженность к злодейству. К тому же здесь у нее много больше
возможностей удовлетворять свои жестокие страсти, которыми она всегда
славилась. Пока она готовилась к отъезду, я три месяца жил в Париже; затем
мы вместе вернулись в этот приют преступления и порока. Для того, чтобы
по-настоящему скрепить наш союз, по дороге сюда мы поженились в Лионе и
теперь надеемся, что никакая сила не разлучит двоих людей, которые так
удивительно подходят друг другу и которые, независимо от своих извращенных
наклонностей, всегда рады оказать теплый прием под своей крышей друзьям,
столь же порочным, как они сами.
— Ну и как, Жюльетга, — спросила Клервиль, когда ее брат закончил свой
рассказ, — достоин ли меня такой человек?
— Без сомнения, он самый достойный из всех, кто превыше всех законов
ставит личное счастье и не оглядываетесь на чужое мнение.
Началось всеобщее оживление; Боргезе заключила всех присутствующих в
объятия, и все бросились целоваться друг с другом. Боршан — отныне будем
называть его своим именем — и Сбригани почувствовали влечение друг к другу;
Раймонда и Элиза радовались, как дети, столь счастливому завершению
приключения, начало которого так встревожило их.