— Вот это будет в самый раз, — с удовлетворением сказал наш гость,
пощупав товар, — но шестеро — это слишком мало. Вы не знаете их аппетит;
они, возможно, кажутся вам ягнятами, но стоит их раздразнить, и они
сношаются как волчицы; на мой взгляд, чтобы их удовлетворить, нужно не менее
двенадцати человек.
— Хорошо, — кивнула я. — А каково ваше желание, любезный сластолюбец?
Чем будете заниматься вы, пока бесчестят ваших подопечных?
— Я буду сношать мальчиков; приведите штук шесть не старше двенадцати
лет.
Его желание было исполнено, и до начала спектакля я поспешила занять
свой наблюдательный пост, так как нет необходимости повторять, что я редко
упускала подобные зрелища.
Не буду расписывать эту оргию, скажу лишь, что это было нечто
невообразимое. Остается добавить, что сенатор умер вскоре после этого, и
перед смертью порочный аристократ лишил несчастных девочек наследства. И
случилось так, что претерпев большие лишения и невзгоды, обе пришли к нам в
поисках приюта, который они получили в обмен на беспрекословное повиновение,
что принесло нам немалый доход. Младшую, которая, между прочим, считалась
одной из прекраснейших дев Европы, я сдала внаем человеку, чья страсть
заслуживает особого упоминания в этой энциклопедии человеческих, или,
вернее, нечеловеческих пороков.
Этот грешник по имени Альберти был рослым пятидесятипятилетним
мужчиной, один взгляд которого испугал бы любую женщину. Увидев
предназначенную для него девочку, он приказал мне раздеть ее и начал
осматривать, как осматривают лошадь, прежде чем купить ее. Ни одного слова
он не произнес во время проверки, не сделал ни одного жеста, который
указывал бы на вожделение, — он был спокоен и бесстрастен, только странным
блеском блестели его глаза, и слышалось тяжелое сопение.
— Она беременна? — спросил он наконец, положив жилистую волосатую руку
на ее живот.
— Думаю, что нет.
— Жаль; за беременных я плачу вдвойне. Ну да ладно, вы знаете, для чего
я ее покупаю, поэтому назовите вашу цену.
— Две тысячи цехинов.
— Вы бы их получили, будь она на сносях, но поскольку это не так, я дам
вам половину этой суммы.
Торг велся в присутствии жертвы, которую после этого сразу заперли в
маленькой комнатке нашего дома, расположенной за такими толстыми стенами,
что ее крики были совершенно не слышны. Там несчастная, проводившая большую
часть времени на соломе, едва прикрывавшей холодный пол, страдала девять
дней и ночей, в течение первых четырех ее рацион постепенно уменьшался, а на
пятый она не получила ничего. Каждый день жестокосердный Альберти приходил
мучить свою жертву, и его визит продолжался два часа; мы с Розальбой
постоянно присутствовали при этом свидании, с нами была еще одна служанка,
которую мы ежедневно заменяли.
Во время первого визита развратник долго трудился над ягодицами и
грудями своей жертвы: он изо всех сил мял, тискал, щипал их сосредоточенно и
со знанием дела, и менее, чем за час, все четыре полушария из нежной плоти
стали иссиня-черными. Все это время он целовал мой зад, Розальба ласкала ему
член, а служанка порола его. Словно погрузившись в глубокие размышления,
Альберти произносил непонятные бессвязные слова, изредка прерываемые
проклятиями.
— Проклятая плоть, — наконец пробормотал он, — мерзкая задница. Эта
падаль теперь годится разве что на мыло. — И он охарактеризовал таким же
образом каждую часть некогда прекрасного тела, но до извержения так и не
дошел.
На второй день все происходило точно так же, как и в первый; при
третьем посещении прелести жертвы превратились в опухшую массу, на которую
было неприятно смотреть, и у девочки начался сильный жар.
— Прекрасно, — прокомментировал Альберти, — это лучше, чем я
предполагал; вначале я намеревался лишить ее пищи только на четвертый день,
но при сложившихся обстоятельствах мы это сделаем сегодня. — Он с удвоенной
силой принялся тискать и давить тело узницы, а в заключение совершил с ней
содомию, и в продолжение акта сильно щипал ее бедра; потом такой же
процедуре подверг нашу Помощницу, целуя при этом мои ягодицы. Три
последующих эпизода были похожи на предыдущий, и снова Альберти не пролил ни
капли спермы. К тому времени ягодицы и грудь девочки напоминали изношенную
шкуру, высушенную на солнце, жар не спадал, и мы забеспокоились, что
несчастная не доживет до девятого дня.
— Ей пора бы исповедаться, — заметил Альберти, закончив свои труды на
восьмой день, — она наверняка завтра умрет.
Такая предусмотрительность рассмешила меня, но когда я узнала, что
негодяй хотел быть тайным свидетелем исповеди и что это подхлестнет его
похоть, я одобрила эту идею.
Пока приглашенный монах исповедовал страдалицу, Альберти,
расположившись между мной и Розальбой, не пропустил ни одного слова и,
по-моему, получил от этого огромное удовольствие.
— Разрази меня гром! — бормотал он, — ведь это я, только я довел ее до
такого состояния. Вы слышите, как эта сука признается в своих грехах… —
Поскольку мы заранее предупредили обреченную узницу, что исповедник туг на
ухо, мы прекрасно слышали весь диалог. Монах ушел, и мы поспешили к
умирающей. Измученная голодом, лихорадкой и жестоким обращением, девушка,
казалось, была готова испустить дух. Возбужденный Альберти прямо перед ней
начал содомировать Розальбу, сопровождавшая нас прислужница порола его, а
мне было велено довести до конца его восьмидневные труды. Я наклонилась над
жертвой, и после нескольких энергичных надавливаний несчастное создание
простилось с жизнью.