— Итак, сударь, — сказала я, когда мы шли дальше, — с этого момента
поместье этой семьи полностью принадлежит вам, и вы можете делать с ним, что
хотите. Эта жалкая женщина обивала пороги адвокатов и чиновников, ее мольбы
были уже услышаны, и затевалось крупное дело; по правде говоря, у вас могли
быть серьезные неприятности, то есть вам грозила опасность с ее стороны.
Поэтому я разыскала ее, приютила здесь и подкармливала, и вот теперь вы от
нее избавились.
Сен-Фон пришел в неописуемый в’осторг и дрожащим от возбуждения голосом
повторял:
— Ах, как это сладостно — творить зло! Какие сладострастные чувства оно
вызывает! Ты не можешь представить себе, Жюльетта, как дрожат, будто
наэлектризованные, все фибры моей души от этого поступка, который я совершил
с твоей помощью,.. Ангел мой, небесное создание, мое единственное божество,
скажи мне: чем могу я отблагодарить тебя?
— Я знаю, что вам нравятся люди, жаждущие денег, поэтому я прошу вас
увеличить обещанную сумму.
— Кажется, речь шла о ста тысячах?
— Да.
— Ты получишь в два раза больше, милая Жюльетта. Но постой, что там еще
такое? — И министр застыл на месте при виде двух мужчин в масках и с
пистолетами в руках, которые неожиданно выросли перед нами. — Эй, господа!
Что вам угодно?
— Сейчас увидишь, — процедил один из них и быстро и ловко привязал
Сен-Фона к дереву. Другой так же ловко спустил с него панталоны.
— Что вы собираетесь делать?
— Преподать тебе урок, — ответил первый, взмахнув сплетенной из ремней
плетью и с оттягом опустив ее на министерскую задницу. — Проучить тебя за
то, что ты сделал с этими бедными людьми.
После трех или четырех сотен ударов, которые привели главным образом к
тому, что истощенный орган Сен-Фона вновь взметнулся вверх, второй
нападавший усилил экстаз моего любовника, введя в его анус гигантский член;
совершив бурный акт, он тоже взял плеть и еще раз отодрал министра, который
в это время правой рукой лихорадочно трепал ягодицы девочки, а левой — мои.
Наконец, Сен-Фона отвязали, нападавшие растворились в темноте, а мы втроем
снова вышли на ночную лужайку.
— Ах, Жюльетта, должен еще и еще раз признаться тебе, что ты
восхитительна… Кстати, знаешь, этот последний эпизод не на шутку напугал
меня; но зато ты испытываешь ни с чем не сравнимое удовольствие, когда
вначале на тебя обрушивается страх, а затем растворяешься в волне
сладострастия: жалким человечишкам никогда не понять такие контрасты и
резкие переходы ощущений.
— Выходит, страх благотворно действует на вас?
— Удивительно благотворно, моя милая. Возможно, я самый большой трус на
земле, в чем и сознаюсь без тени стыда. Бояться — это своего рода искусство,
это целая наука — искусство и наука самосохранения, это исключительно важно
для человека, следовательно, верх глупости и тупости в том, чтобы считать
честью бравирование опасностью.
Напротив, я полагаю за честь страх перед
лицом опасности.
— Но если страх так сильно воздействует на ваши чувства, как же он
должен восприниматься жертвами ваших страстей!
— Именно, девочка моя, в том-то и заключается мое самое глубокое,
наслаждение, — подхватил мою мысль министр. — Суть наслаждения в том, чтобы
заставить жертву страдать от тех же самых вещей, которые угрожают твоему
существованию… Но где мы находимся? Твой сад, Жюльетта, просто
необъятен…
— Мы пришли к ямам, приготовленным для жертв.
— Ага, — Сен-Фон остановился и повел носом. — Должно быть, принц уже
совершил жертвоприношение: мне кажется, я чую мертвечину.
— Давайте посмотрим, кто это… — предложила я. — По-моему, это самая
младшая из сестер, и она еще жива. Наверное, наш озорник задушил ее, но не
совсем, и закопал живьем. Давайте приведем ее в чувство, и вы развлечетесь
тем, что умертвите сразу двух прелестных девочек.
Действительно, благодаря нашим стараниям бедняжка вернулась к жизни, но
была не в состоянии сказать, что с ней делал принц, когда она потеряла
сознание. Сестры обнялись, обливаясь слезами, и жестокий Сен-Фон сообщил им,
что собирается убить их обеих. Что он и Сделал, не сходя с места. У меня в
жизни было множество подобных приключений, поэтому, чтобы не наскучить вам,
я не буду описывать это двойное убийство. Достаточно сказать, что злодей
разрядил свой инструмент в зад младшей сестры как раз в момент ее
предсмертной агонии. Мы забросали канаву землей и продолжали прогулку.
— Существует бесчисленное множество разных видов убийства, которые дают
возможность испытать удовольствие, но, насколько мне известно, нет ни
одного, которое может сравниться с уничтожением или бесцельным убийством, —
со знанием дела заявил величайший распутник. — Никакой экстаз не сравнится с
тем, что дает это восхитительное злодейство; если бы такое развлечение было
распространено шире, уверяю тебя, земля обезлюдела бы за десять лет. Милая
Дюльетта, спектакль, который ты устроила нам, наводит меня на мысль, что ты
так же, как и я, влюблена в преступление.
На что я просто и с достоинством ответила, что оно возбуждает меня
ничуть не меньше, а может быть, и больше, чем его самого. В это время на
опушке, за деревьями, в неверном лунном свете показался маленький монастырь.
— Это еще что такое? — удивился Сен-Фон. — Какой-то новый сюрприз?
— По правде говоря, — ответила я, — я не знаю, куда мы попали. — И
постучала в дверь. Нам открыла пожилая монашка.
— Уважаемая матушка, — начала я, — не окажете ли гостеприимство двум
путникам, сбившийся с дороги?
— Входите, — сказала добрая женщина, — хотя это и женский монастырь,
добродетель не чужда нашим сердцам, и мы с радостью окажем вам приют, как
оказали его старому господину, который незадолго до вас просил о том же;
сейчас он беседует с нашими обитательницами, они как раз готовят завтрак.