Когда, в конце концов, мы поднялись на ноги, измазанные спермой
с головы до ног, оставив мокрую, в желтых разводах кушетку, похожие на
Мессалину, встающую со скамьи после безумных утех с гвардейцами идиота
Клавдия, мы насчитали, что каждая из нас испытала не менее восьмидесяти пяти
оргазмов.
— Теперь у меня невыносимо чешутся ягодицы, — заявила Клервиль. — После
таких обильных излияний я всегда испытываю непонятную потребность в порке.
Я призналась, что меня одолевает то же самое желание.
— Надо бы вызвать парочку кнутобоев.
— Лучше четверых, — сказала я, — потому что мою жопку нынче вечером
придется прямо-таки изрубить на мелкие кусочки.
— Погоди, — остановила меня Клервиль и, кивнув головой явившемуся на
зов человеку, добавила: — Возможно, сейчас придумаем что-нибудь
поинтереснее.
Она подошла к прибывшему и о чем-то тихо переговорила с ним; он
улыбнулся и велел кнутобоям связать нас. Нас быстро и крепко связали и
начали пороть, а распорядитель в это время массировал свой орган и водил им
по ягодицам наших истязателей; когда показалась кровь, мы предоставили им
свои влагалища, и эти внушительного вида молодцы с устрашающими членами
совокупились с каждой из нас по два раза.
— Ну а теперь в благодарность за мою помощь, — сказал распорядитель, —
прошу вас подержать одного из этих типов, пока я прочищу ему задницу.
Он приготовил свой орган, вогнал его в мускулистый зад кнутобоя и
совершил с ним впечатляющий акт; тем временем его самого пороли остальные, а
мы, на седьмом небе от блаженства, сосали по очереди их члены.
— Я больше не могу, — заявила Клервиль, когда мы остались одни, — не
могу без жестокостей; давай замучим кого-нибудь до смерти… Ты обратила
внимание на того обворожительного мальчика лет восемнадцати, который с таким
чувством ласкал меня? У него лицо херувима, и это наводит меня на некоторые
мысли. Я предлагаю увести его в комнату пыток и перерезать ему глотку.
— Но скажите, Клервиль, — удивилась я, — почему вы не предложили такую
удачную идею раньше, когда мы были в женском серале?
— Да потому что я предпочитаю убивать самцов и никогда не скрывала, что
мне нравится мстить за наш пол. Пусть мужчины в чем-то превосходят нас, но,
надеюсь, Природа не рассердится, если мы несколько сократим их количество.
— По-моему, вы даже как будто жалеете, что это не оскорбит Природу?
— Ты верно поняла меня, дорогая, ибо меня всегда приводит в неописуемое
отчаяние, когда в поисках истинного преступления я встречаю лишь
предрассудки. И вот я спрашиваю небо — черт меня побери! — когда же мне
удастся совершить по-настоящему злодейский поступок?
Мы велели привести юношу, которого облюбовала Клервиль.
— Наверное, нам понадобится палач? — спросила я.
— Неужели ты считаешь, что мы сами не справимся? — усмехнулась она, и
я, смутившись, замолчала.
— По-моему, вы даже как будто жалеете, что это не оскорбит Природу?
— Ты верно поняла меня, дорогая, ибо меня всегда приводит в неописуемое
отчаяние, когда в поисках истинного преступления я встречаю лишь
предрассудки. И вот я спрашиваю небо — черт меня побери! — когда же мне
удастся совершить по-настоящему злодейский поступок?
Мы велели привести юношу, которого облюбовала Клервиль.
— Наверное, нам понадобится палач? — спросила я.
— Неужели ты считаешь, что мы сами не справимся? — усмехнулась она, и
я, смутившись, замолчала.
Мы препроводили свою жертву в соседнюю камеру, где было приготовлено
все необходимое для того, чтобы сделать смерть юноши мучительной; агония его
была медленной и ужасной; мы долго кромсали его тело, а эта дьяволица
Клервиль с удовольствием пила его кровь и даже съела одно из яичек.
Признаться, мое удовольствие было намного меньше, так как в любом случае мне
больше нравится убивать женщин, но как бы то ни было, я испытала несколько
полноценных оргазмов. Покинув комнату пыток, мы направили свои стопы в
следующую.
Я предложила зайти туда, где обыкновенно развлекались любители особо
извращенных пыток, и добавила, что если даже нам не захочется принять в них
участие, мы просто полюбуемся. В следующей комнате мы увидели мужчину
средних лет, как оказалось, священника, который, подвесив к потолку за
волосы пятнадцатилетнюю девочку, с большим удовольствием вонзал в ее тело
длинную иглу, и весь пол вокруг него был уже забрызган кровью. Едва успели
мы войти, истязатель оставил жертву в покое и принялся содомировать
Клервиль, с рычанием вгрызаясь в мой зад. Другой распутник хлестал кнутом
грудь и лицо красивой девушки лет двадцати; он ограничился тем, что любезно
предложил нам помочь ему. Третий подвесил свою жертву за лодыжку и, надо
признать, сделал это с большим искусством; мы вдоволь посмеялись над этим
комичным зрелищем: жертва, превосходно сложенная девушка, была не старше
восемнадцати лет и висела в таком положении, что ее промежность была широко
раскрыта, и злодей сосредоточенно обрабатывал ее вагину деревянным членом,
утыканным гвоздями. Увидев нас, он попросил Клервиль взять девочку за
свободную ногу и растянуть ее как можно шире; меня он заставил опуститься на
колени и ласкать ему одной рукой член, другой — задний проход; это
продолжалось довольно долго, и когда мы отошли, забрызганные кровью, мертвое
тело все еще кровоточило. Четвертым в комнате был пожилой судейский
чиновник; он привязал к решетке камина прелестную двенадцатилетнюю девочку и
при помощи ручной жаровни с раскаленными углями, которую он то и дело
прижимал к ее телу, сантиметр за сантиметром поджаривал бедняжку; можете
себе представить, какие стоны испускала ее несчастная душа, стремившаяся
вылететь из истерзанной плоти.