Григорий XIII страстно приветствовал резню в ночь Святого Варфоломея и
лично послал письмо Карлу IX, побуждая его участвовать в бойне.
Сикст V объявил, что в летнее время в Риме разрешается сколько угодно
заниматься содомией, а порядок в городе поддерживал тем, что топил в крови
любое недовольство.
Клемент VIII был вдохновителем знаменитого порохового заговора.
Павел V развязал войну против Венеции за то, что городской суд собрался
наказать монаха, который изнасиловал и убил двенадцатилетнюю девочку.
Григорий XV написал Людовику XIII: «Карайте огнем и мечом тех, кто
выступает против меня».
Урбан VIII поддерживал ирландских головорезов, которые истребили сто
пятьдесят тысяч протестантов. И перечень этот можно продолжать до
бесконечности.
Вот, друг мой, каковы были наместники Христа, ваши предшественники. Ах,
так вы удивлены, оскорблены, смущены, вы убиты, что мы с таким ужасом
взираем на наглых или развратных руководителей вашей секты? Будьте уверены,
очень скоро все народы освободятся от иллюзий относительно этих идолов,
которые ничего не дали им, кроме нищеты и бедствий. Все люди на земле,
содрогнувшись от страшного опустошения, которое за многие века принесли в
мир эти злодеи, сбросят с трона того, кто зовется ныне римским папой, а
вместе с ним положат конец глупой и варварской, идолопоклоннической,
кровожадной, непристойной и гнусной религии, возглавляемой такими
чудовищами.
Пий VI внимательно слушал мою речь и смотрел на меня с возрастающим
изумлением. А закончила я так:
— Вы удивлены моими познаниями, дорогой Браски, но знайте, что сегодня
в таком духе воспитываются все дети, и время страха кончилось. Поэтому я
советую вам, старый деспот: поломайте свой крест, сожгите свои гостии
{Облатка, «тело Христово».}, выбросьте все эти украшения, образы и реликвии:
вы освободили людей от вассальной зависимости, которая привязывала их, как
домашний скот, к хозяину, так освободите же теперь от заблуждений, в плену
которых вы их держите до сих пор. Послушайтесь меня и сойдите с трона, иначе
погибнете под его обломками; лучше сделать это добровольно, нежели ждать,
пока вас сбросят силой. В этом мире всем управляет общественное мнение,
сегодня оно отворачивается от вас и от ваших фокусов, и вам пора меняться
вместе с эпохой. Когда меч занесен над головой, разумнее отойти в сторону и
не ждать, пока он на вас опустится. Вы же не бедны — так уйдите добром,
сделайтесь вновь простым гражданином Рима. Снимите с себя эти погребальные
одежды, распустите своих монахов, откройте ворота обителей, освободите их
узников, пусть они женятся и выходят замуж, не дайте погибнуть семени сотни
поколений в бесплодной почве целомудрия. Застывшая в благоговейном ужасе
Европа будет восхищаться вами, ваше имя будет выбито золотыми буквами на
скрижалях памяти, но никто его не вспомнит, если вы не поменяете унылую
честь быть папой на гордое звание философа.
Застывшая в благоговейном ужасе
Европа будет восхищаться вами, ваше имя будет выбито золотыми буквами на
скрижалях памяти, но никто его не вспомнит, если вы не поменяете унылую
честь быть папой на гордое звание философа.
— Жюльетта, — заговорил Браски, — мне говорили, что вы — умная девушка,
но вы превзошли все мои ожидания: такое богатство мыслей очень редко
встречается в женщине. Поэтому с вами лучше не притворяться, и я сбрасываю
маску; теперь посмотрите на человека, который восхищается вами и не постоит
за ценой, чтобы вами обладать.
— Послушайте меня, — сказала я, — я пришла сюда не в качестве весталки;
и коль скоро я сама напросилась в самые таинственные уголки вашего дворца,
вы можете быть уверены, что у меня нет намерения сопротивляться вам; однако
вместо страстной женщины, женщины во плоти, которая будет угождать вашим
вкусам, вы увидите перед собой каменную статую, если только не выполните
четыре моих просьбы.
Для начала я прошу, в знак доверия, дать мне ключи от всех ваших самых
тайных комнат: я хочу побывать в каждом уголке вашего громадного дворца и
посмотреть, что там находится.
Во-вторых, я хочу услышать ваши рассуждения относительно убийства; я
сама совершила их немало и имею свою точку зрения на этот вопрос, но желаю
узнать вашу. Возможно, ваши слова окончательно утвердят меня в собственном
мнении. Дело не в том, что я считаю вас не способным на ошибку, но я верю в
ваш опыт и надеюсь, что вы будете со мной откровенны, ибо философы могут
относиться несерьезно к чему угодно, только не к истине.
Третье мое условие заключается в том, что вы должны убедить меня в
своем глубоком презрении ко всему этому маскараду, которому поклоняются
христиане; для этого вам придется сделать следующее: вы заставите своих
капелланов совершить торжественную мессу на заднице педераста, затем своим
священным членом затолкаете святую облатку в мой анус, и после этого я вам
отдамся на алтаре Святого Петра. Только предупреждаю, что иным способом я
совокупляться с вами не буду. Такие утехи для меня не в новинку, но меня
увлекает мысль о том, что это сделаете именно вы.
Наконец, четвертое условие: в самое ближайшее время вы устроите
великолепный ужин, кроме меня пригласите Альбани, Берниса и княгиню Боргезе,
и ужин этот должен отличаться таким великолепием и развратом, какие и не
снились ни одному папе, словом, пусть он будет в тысячу раз веселее и во
столько же раз бесстыднее, чем празднества, которыми Александр VI потчевал
Лукрецию.
— Действительно, это очень странные условия, — покачал головой Браски.
— Либо вы их выполняете, либо никогда меня не получите — одно из двух.
— Милая дама, мне кажется, вы забыли, что находитесь в моей власти и
что одно мое слово и…
— Я знаю, что вы отъявленный тиран, — парировала я, прерывая его, — что
вы подлый и низкий человек, впрочем без этих качеств вас не посадили бы на
этот трон, но позвольте заметить, что я отличаюсь не меньшей подлостью, за
что вы меня и любите.