— Когда мы
откроем огонь?
— Когда я найду нужным. А сейчас обойдите людей, проверьте, все ли в
порядке, и возвращайтесь ко мне.
— Слушаюсь.
Христиан и Гиммлер повернулись и поползли к миномету, около которого
рядом с минами скорчились солдаты расчета.
— Если бы только этот ублюдок получил сегодня пулю в задницу, я умер бы
счастливейшим человеком на земле, — вполголоса заметил Гиммлер.
— Замолчи, — огрызнулся Христиан, которому стала передаваться
нервозность унтер-офицера. — Занимайся своим делом, а лейтенант сам о себе
позаботится.
— Обо мне беспокоиться нечего, — обиделся Гиммлер. — Никто не может
сказать, что я не выполняю свой долг.
— Никто этого и не говорит.
— Но ты-то хотел сказать, — сварливо ответил Гиммлер, радуясь
возможности поспорить со своим постоянным врагом и хотя бы на минуту
«забыть о восьмидесяти англичанах, расположившихся в каких-нибудь трехстах
метрах.
— Заткнись! — оборвал его Христиан и перевел взгляд на дрожавших от
холода минометчиков. Один из них — новичок Шенер непрерывно зевал. Когда
он открывал и закрывал рот, его губы нелепо тряслись. Но в общем расчет
был наготове. Христиан передал солдатам приказ лейтенанта и, стараясь не
пылить, пополз дальше, к пулеметному расчету из трех человек,
расположившемуся на правом фланге возвышенности.
Люди и здесь были в готовности. Целая ночь ожидания в непосредственной
близости от противника, находившегося сразу за невысоким скалистым
хребтом, сказалась на всех. Две разведывательные машины и гусеничный
транспортер стояли едва прикрытые небольшой высоткой. Если бы появился
английский разведывательный самолет, все пошло бы прахом. Люди то и дело,
как и весь вчерашний день, тревожно посматривали на ясное бескрайнее небо,
освещенное первыми утренними лучами. К счастью, солнце, пока еще низкое,
но уже нестерпимо яркое, поднималось у них за спиной. Еще примерно час оно
будет слепить англичанам глаза.
За последние пять недель Гарденбург уже третий раз водил их в тыл
английских позиций, и Христиан не сомневался, что лейтенант сам
напрашивается в штабе батальона на подобные задания. Здесь, на крайнем
правом фланге постоянно меняющейся линии фронта, в безводной и лишенной
дорог пустыне, кое-где покрытой колючим кустарником, войск было мало. На
большом удалении друг от друга были разбросаны отдельные посты, между
которыми бродили патрули обеих сторон, и обстановка была совсем иной, чем
у побережья, где проходила важная дорога с пунктами водоснабжения. Там
была сосредоточена основная масса войск, а ожесточенный артиллерийский
огонь и воздушные налеты не прекращались ни днем ни ночью. А здесь над
пустыней нависло тяжелое молчание, насыщенное каким-то тревожным
предчувствием.
«Прошлая война, — думал Христиан, — в некотором отношении была лучше.
Конечно, и тогда в окопах шла ужасная бойня, но все было как-то более
организованно. Вы регулярно получали еду, чувствовали, что все совершается
в соответствии с установившимся порядком и даже опасность приходит
обычным, известным путем. В окопе над вами не так тяготеет власть вот
такого сумасшедшего искателя славы, — продолжал размышлять Христиан,
медленно подползая к Гарденбургу, который снова улегся у гребня
возвышенности и рассматривал англичан в бинокль. — В шестидесятом году
этот маньяк станет, чего доброго, начальником немецкого генерального
штаба, и да поможет тогда бог немецкому солдату!»
Не поднимая головы над гребнем. Христиан осторожно опустился на песок
рядом с лейтенантом. От листьев полузасохшего кустарника, цеплявшегося за
камни, исходил слабый кисловатый запах.
— Все готово, лейтенант, — доложил Христиан.
— Хорошо, — не двигаясь отозвался Гарденбург.
Христиан снял фуражку, осторожно поднял голову и посмотрел через
гребень.
Англичане кипятили чай. Из небольших жестянок, наполовину наполненных
песком, пропитанным бензином, поднималось бледное пламя. Вокруг с
эмалированными кружками в руках стояли люди. Время от времени на блестящей
эмали кружек вспыхивали яркие солнечные зайчики, и тогда казалось, что
люди вдруг начинают тревожно перебегать с места на место.
Отсюда, на расстоянии в триста метров, англичане казались детьми, а их
покрытые камуфляжной раскраской грузовики и легковые машины — поломанными
игрушками. У пулеметов, установленных на кабине каждого грузовика, стояли
часовые. Но в целом сцена напоминала воскресный пикник горожан, которые
оставили жен дома и решили в мужской компании провести утро на свежем
воздухе. Среди машин все еще валялись одеяла: на них ночью спали солдаты.
Кое-кто из англичан брился, поставив перед собой полную чашку воды.
«Должно быть, у них воды хоть отбавляй, — механически подумал Христиан, —
если они так щедро ее расходуют».
Грузовиков было шесть: пять открытых, груженных ящиками с продуктами, и
один крытый, очевидно с боеприпасами. К кострам один за другим стали
подходить часовые с винтовками в руках.
«Англичане, должно быть, чувствуют себя в полной безопасности, —
размышлял Христиан, — здесь, в тылу, в пятидесяти километрах от передовых
позиций, совершая обычный рейс на свои южные посты. Они даже не сочли
нужным окопаться, и теперь им негде укрыться, разве только за
грузовиками». Не верилось, что восемьдесят человек могут так беспечно и
так долго расхаживать под прицелом противника, который ждет только
мановения руки, чтобы открыть убийственный огонь. Было странно видеть, как
они спокойно бреются, готовят чай. «Ну что ж, если уж кончать с ними, так
именно сейчас.