Их фамилии упоминались вместе в одной газетной
заметке, излагавшей голливудские сплетни. После появления этой заметки
Лаура однажды рано утром специально позвонила Майклу в Нью-Йорк и
принялась уверять его, что она и Морен всего лишь побывали вместе на
официальном приеме, устроенном студией, и так далее и тому подобное.
— Эта комната, — в тон Майклу ответила Луиза, — полна женщин, за
которыми когда-то ухаживал ты. А может, слово «когда-то» не совсем точно
передает то, что я имею в виду?
— Теперешние вечера становятся очень уж многолюдными, — заметил Майкл.
— Больше меня на них не заманишь. Нет ли здесь какого-нибудь местечка, где
мы могли бы спокойно посидеть и поболтать?
— Попробуем найти.
Луиза взяла его за руку и повела мимо гостей в задние комнаты. Подойдя
к одной из дверей, она приоткрыла ее и заглянула внутрь. В комнате было
темно, и Луиза знаком предложила Майклу следовать за ней. Они вошли на
цыпочках, осторожно прикрыли дверь и устало опустились на маленькую
кушетку. После ярко освещенных комнат, которые они только что миновали,
Майкл в первые секунды ничего не видел и с наслаждением закрыл глаза.
Луиза уютно устроилась рядом с ним и ласково поцеловала его в щеку.
— Ну, здесь лучше? — спросила она.
У противоположной стены заскрипела кровать. Глаза Майкла уже начали
привыкать к полумраку, и он увидел, как на кровати неуклюже приподнялась
какая-то фигура и стала шарить на столике. Послышалось дребезжание чашки о
блюдце; человек поднес чашку ко рту и отпил.
— Уни… — последовал долгий глоток из чашки, — …зительно, —
послышался второй глоток. Майкл узнал голос Арни. Драматург сидел на
кровати, свесив ноги, потом нагнулся, едва не свалившись при этом, и
уставился на соседнюю кровать.
— Томми! — окликнул он. — Эй, Томми, ты не спишь?
— Нет, мистер Арни, — ответил сонный голос десятилетнего мальчика, сына
Джонсонов, владельцев квартиры.
— С Новым годом, Томми.
— С Новым годом, мистер Арни.
— Я не хочу беспокоить тебя, Томми. Но мне осточертело общество
взрослых, вот я и пришел сюда поздравить молодое поколение с Новым годом.
— Большое спасибо, мистер Арни.
— Томми!..
— Да, мистер Арни? — Томми окончательно проснулся и заметно оживился.
Майкл чувствовал, что Луиза с трудом сдерживает смех. Ему же было и смешно
и вместе с тем неприятно, что из-за темноты он попал в такое положение и
вынужден молчать.
— Томми, — продолжал Арни. — Рассказать тебе одну историю?
— Я люблю слушать истории, — отозвался Томми.
— Погоди… — Арни снова отпил из чашки и со стуком поставил ее на
блюдце. — Погоди… А я ведь не знаю ни одной истории, подходящей для
детей.
— А я люблю всякие истории, — успокоил его Томми. — На прошлой неделе я
даже прочитал неприличный роман.
— Ну хорошо, — величественно согласился Арни.
— Ну хорошо, — величественно согласился Арни. — Я расскажу тебе, Томми,
одну историю, отнюдь не предназначенную для слуха детей, — историю моей
жизни.
— А вас когда-нибудь сбивали с ног рукояткой револьвера? — неожиданно
поинтересовался Томми.
— Не погоняй меня! — с раздражением ответил драматург. — Если меня и
сбивали с ног рукояткой револьвера, то ты узнаешь об этом в свое время.
— Прошу прощения, мистер Арни. — Хотя Томми по-прежнему говорил
вежливо, в его голосе на этот раз прозвучала обида.
— До двадцативосьмилетнего возраста, — начал Арни, — я был подающим
надежды молодым человеком…
Майкл беспокойно зашевелился. Ему было стыдно, он чувствовал себя
неловко, слушая этот разговор. Однако Луиза предупреждающе сжала ему руку,
и он снова застыл на месте.
— Как говорится в романах, Томми, я получил хорошее образование, учился
прилежно и мог безошибочно сказать, кому из английских поэтов принадлежат
те или иные строфы. Томми, хочешь выпить?
— Нет, спасибо. — Томми теперь и думать забыл о сне и, усевшись на
кровати, весь превратился в слух.
— Ты, вероятно, еще слишком мал, Томми, чтобы помнить рецензии на мою
первую пьесу «Длинный и короткий». Сколько тебе лет, Томми?
— Десять.
— Слишком мал. — Снова звякнула чашка, поставленная на блюдце. — Я мог
бы процитировать некоторые отзывы, но тебе это покажется скучным. Однако
без ложного тщеславия скажу, что меня сравнивали со Стриндбергом и
О’Нейлом [Стриндберг, Йухан Август (1849-1912) — шведский писатель
демократического направления; О’Нейл (О’Нил), Юджин (1888-1953) —
американский писатель-драматург, автор ряда мистико-символических пьес; у
нас шли его пьесы «Косматая обезьяна», «Любовь под вязами»]. Ты
когда-нибудь слыхал о Стриндберге, Томми?
— Нет, сэр.
— Черт возьми! И чему только сейчас учат детей в школах! — с
раздражением воскликнул Арни. Он еще раз отпил из чашки. — Так вот моя
биография, — продолжал он, несколько смягчаясь. — Меня приглашали в лучшие
дома Нью-Йорка, я пользовался кредитом в четырех самых дорогих тайных
кабаках. Мои фотографии нередко появлялись в газетах, меня часто
приглашали выступать в различных комитетах и художественных обществах. Я
перестал разговаривать со своими старыми друзьями, отчего сразу
почувствовал себя лучше. Я уехал в Голливуд и в течение долгого времени
получал там три с половиной тысячи долларов в неделю. А ведь это было еще
до введения подоходного налога. Я научился пить, Томми, и женился на
женщине, владевшей виллой в Антибе, во Франции и пивоваренным заводом в
Милуоки. В тридцать первом году я изменил ей с ее лучшей приятельницей и,
конечно, просчитался, потому что дама оказалась костлявой, как горная
форель.