Арни снова шумно отпил из чашки. Майкл понимал, что ему не остается
ничего другого, как сидеть в темноте и надеяться, что Арни не обнаружит
его.
— Говорят, Томми, что я потерял свой талант в Голливуде, — тихо, словно
декламируя, с нотками грусти в голосе продолжал Арни. — Что и говорить,
Голливуд — самое подходящее для этого место, если уж человеку суждено
потерять талант. Но я не верю этим людям, Томми, не верю. Я исписался, и
все теперь избегают меня. Я не хожу к врачам, зачем? Они скажут, конечно,
что я не протяну и шести месяцев. В любом порядочном государстве не
разрешили бы поставить мою последнюю пьесу, но другое дело — в Голливуде.
Я слабохарактерный интеллигент, Томми, а мы живем в такие времена, когда
подобным людям нет места. Послушайся моего совета, Томми: расти глупым.
Сильным, но глупым.
Арни тяжело заворочался на кровати и встал. В полумраке, на фоне окна,
Майкл увидел его качающийся силуэт.
— И, пожалуйста, не думай, Томми, что я жалуюсь, — громко и воинственно
заявил Арни. — Я старый пьяница, и надо мной все смеются. Я разочаровал
всех, кто знал меня. Но я не жалуюсь. Если бы мне пришлось начать жизнь
снова, я прожил бы ее так же. — Он взмахнул руками; чашка упала на ковер и
разбилась, но Арни, по-видимому, ничего не заметил. — Но вот в одном
случае, Томми, — торжественно добавил он, — в одном случае я поступил бы
иначе. — Арни помолчал, размышляя о чем-то. — Я бы… — снова было
заговорил он, но опять умолк. — Нет, Томми, ты еще слишком мал.
Арни величественно повернулся, прошел по захрустевшим осколкам и
направился к двери. Томми не шевельнулся. Арни распахнул дверь и в
хлынувшем из соседней комнаты свете увидел притаившихся на кушетке Майкла
и Луизу.
— Уайтэкр, — кротко улыбнулся он. — Уайтэкр, дружище! Ты бы не мог
оказать услугу старику? Пойди на кухню, старина, и принеси оттуда чашку с
блюдцем. Какой-то сукин сын разбил мою чашку.
— Пожалуйста, — ответил Майкл и встал. Вместе с ним поднялась и Луиза.
Майкл остановился в дверях и сказал: — Томми, тебе пора спать.
— Слушаюсь, сэр, — сонным голосом смущенно ответил мальчик.
Майкл вздохнул и отправился выполнять просьбу Арни.
О заключительной части вечера у Майкла остались самые сумбурные
впечатления. Позднее он смутно припоминал, что как будто договорился с
Луизой о свидании во второй половине дня во вторник, что Лаура
рассказывала ему, как гадалка предсказала им развод. Но одно он помнил
отчетливо: в комнате вдруг появился Арни. Драматург слабо улыбался, а изо
рта у него стекали на подбородок капельки виски. Слегка наклонив голову
набок, словно он застудил шею, не обращая внимания на гостей, Арни
довольно твердо прошел по комнате и остановился около Майкла. Несколько
секунд он стоял, покачиваясь, перед высоким французским окном, затем
распахнул его и хотел перешагнуть через подоконник, но зацепился пиджаком
за лампу.
Освободившись, он снова полез в окно.
Все это происходило на глазах у Майкла. Он понимал, что надо сейчас же
броситься к Арни и схватить его, но вдруг почувствовал, что его руки и
ноги стали ватными, как во сне. Он очень медленно двинулся вперед, хотя и
знал, что, если не поторопится, Арни успеет шагнуть в окно, вниз, с
одиннадцатого этажа.
Позади себя Майкл услышал быстрые шаги, какой-то мужчина бросился к
Арни и обхватил его руками. Несколько мгновений, ежесекундно рискуя
выпасть, обе фигуры раскачивались на самом краю окна, освещенные
темно-красным заревом неоновых реклам. Затем кто-то с силой захлопнул
окно, и оба человека оказались в безопасности. Только тут Майкл увидел,
что драматурга спас Пэрриш. Он успел добежать с другого конца комнаты, где
находился буфет.
Лаура, пряча глаза, рыдала в объятиях Майкла. Ее беспомощность,
необходимость утешать ее в такой момент вызывали у Майкла раздражение. И
вместе с тем он был рад, что может сердиться на нее: это отвлекало его от
мысли о том, как он опозорился. Впрочем, Майкл сознавал, что ему все равно
не отделаться от этой мысли.
Вскоре комната опустела. Все были очень веселы, бесцеремонны и делали
вид, что Арни просто-напросто сыграл шутку со своими друзьями. Арни спал
на полу. Он отказался лечь в постель, а когда его пытались уложить на
кушетку, всякий раз сползал с нее. Пэрриш, улыбающийся и счастливый, снова
стоял у стойки, расспрашивая буфетчика, в каком тот состоит профсоюзе.
Майклу хотелось домой, но Лаура заявила, что проголодалась. Они
оказались в какой-то шумной компании, втиснулись в чью-то машину, причем
некоторых пришлось усадить на колени. Майкл вздохнул с облегчением, когда
выбрался из переполненного автомобиля у большого, с крикливой вывеской
ресторана на Мэдисон-авеню. Все расселись в столь же крикливо обставленном
зале, стены которого были выкрашены в оранжевый цвет и почему-то украшены
картинами, изображающими индейцев. Наспех набранные по случаю праздника
неопытные официанты с грехом пополам обслуживали шумно веселящихся
посетителей.
Майкл был пьян и чувствовал, что у него упорно слипаются глаза. Он
молчал, так как убедился, что язык у него начинает заплетаться, едва он
пытается что-нибудь сказать. Скривив рот в надменном, как ему казалось,
презрении ко всему окружающему, он сидел и посматривал по сторонам.
Внезапно Майкл обнаружил, что здесь же за столом сидит Луиза с мужем,
Кэтрин с тремя студентами из Гарварда и Уэйд, причем последний держит
Луизу за руку. Майкл начал медленно трезветь и сразу же почувствовал
головную боль. Он заказал себе рубленый шницель и бутылку пива.
«Как все это противно! — с отвращением подумал он. — Бывшие
возлюбленные, бывшие любовницы, бывшие никто… Но когда — во вторник или
в среду — он должен встретиться с Луизой? А когда Уэйд встречается с
Лаурой?.