— Черт бы побрал этого сукина сына Каули, — выругался Бернекер.
Ной кивнул, однако в этот момент он не думал о Каули. Поворачивая
голову вправо и влево, он оглядывал берег. Прилив становился все сильнее,
у плеч журчала вода. Ной тронул рукой Бернекера, и они осторожно двинулись
вдоль берега, по направлению прилива. Приступы озноба становились все
сильнее и сильнее. Ной попытался стиснуть зубы, чтобы унять дрожь.
— Июнь, — тупо повторял он про себя, — июньские купанья на французском
побережье при свете луны, в июне при лунном свете… — Никогда в жизни ему
не было так холодно. Берег был крутой и скользкий от покрывавших его
морских водорослей и слизи, и казалось, им до рассвета не найти
подходящего места, где бы можно было выбраться из воды. У Ноя вдруг
мелькнула мысль снять руку с плеча Бернекера, доплыть до середины канала и
утонуть там тихо и мирно, раз и навсегда…
— Здесь, — прошептал Бернекер.
Ной взглянул вверх. Берег в этом месте обвалился. Неровные выступы
заросли травой, из темной глины торчали закругленные камни. Но все же
кое-где можно было поставить ногу.
Бернекер нагнулся и подставил свои руки так, чтобы Ной мог встать на
них. С громким шумом и плеском Ною удалось с помощью Бернекера взобраться
на берег. Он на секунду прилег на берегу, весь дрожа и с трудом переводя
дыхание, потом быстро повернулся и в свою очередь помог Бернекеру
выбраться на берег. Где-то совсем рядом застрочил ручной пулемет; пули
просвистели мимо. Они побежали, оступаясь и скользя босыми ногами,
навстречу полоске кустов, видневшихся шагах в сорока перед ними. Открыли
огонь еще несколько автоматов, и Ной стал кричать: «Остановитесь!
Прекратите огонь! Мы американцы. Из третьей роты! — кричал он. — Из
третьей роты!»
Они добежали до кустов и залегли под их прикрытием. Теперь и немцы
открыли огонь с другой стороны канала. Вспышки следовали одна за другой;
Ной с Бернекером, казалось, были забыты в этой, ими же вызванной
перестрелке.
Через пять минут огонь внезапно прекратился.
— Я буду кричать, — прошептал Ной. — Лежи тихо.
— Хорошо, — шепотом ответил Бернекер.
— Не стреляйте, — крикнул Ной, не очень громко, стараясь, чтобы его
голос не дрожал. — Не стреляйте. Здесь нас двое. Мы американцы. Из третьей
роты. Третья рота. Не стреляйте!
Он затих. Они лежали, крепко прижавшись к земле, дрожа и прислушиваясь.
Наконец послышался голос.
— Эй, вы, вылезайте оттуда. — Произношение кричавшего выдавало в нем
уроженца Джорджии. — Поднимите руки вверх и идите сюда. Шагайте быстро и
не делайте резких движений…
Ной тронул Бернекера. Они встали, подняли руки и двинулись по
направлению голоса, звучавшего из глубины штата Джорджия.
— Господи Иисусе! — послышался удивленный голос.
— Господи Иисусе! — послышался удивленный голос. — Да на них не больше
одежды, чем на ощипанной утке.
Теперь Ной знал, что они спасены.
Из окопа показалась фигура человека с направленным на них ружьем.
— Подойди сюда, солдат, — сказал человек.
Ной и Бернекер пошли, держа руки над головой, навстречу выросшему
из-под земли солдату и остановились в пяти шагах от него.
В окопе сидел еще один солдат; не вставая, он направил на них дуло
своей винтовки.
— Что тут, черт побери, происходит? — подозрительно спросил он.
— Нас отрезали, — ответил Ной. — Мы из третьей роты. Вот уже три дня
пробираемся к своим. Можно нам опустить руки?
— Проверь-ка их личные знаки, Вернон, — сказал солдат из окопа.
Солдат, говоривший с южным акцентом, осторожно опустил винтовку.
— Стойте на месте и бросьте мне свои личные знаки.
Сначала Ной, а потом и Бернекер бросили свои личные знаки, с легким
звоном упавшие на землю.
— Давай-ка их сюда, Вернон, — сказал солдат, сидевший в окопе. — Я сам
посмотрю.
— Ты ничего не увидишь, — отозвался Вернон. — У тебя там темно, как у
мула в…
— Давай их сюда, — повторил солдат, протягивая из окопа руку. Потом
что-то щелкнуло: солдат нагнулся и зажег зажигалку, тщательно заслонив ее
рукой, так что Ною совсем не было видно света.
Ветер усиливался, и мокрая рубашка хлестала по озябшему телу. Ной
обхватил себя руками, чтобы как-то согреться. Солдат в окопе невероятно
долго возился с личными знаками. Наконец он поднял голову и взглянул на
них.
— Фамилия? — спросил он, указывая на Ноя.
Ной назвал свою фамилию.
— Личный номер?
Ной быстро назвал свой личный номер, стараясь не запинаться, хотя
челюсти плохо повиновались ему.
— А что это за «И» стоит здесь на номере? — подозрительно спросил
солдат.
— Иудей, — ответил Ной.
— Иудей? — спросил солдат из Джорджии. — А что это такое, черт возьми?
— Еврей, — ответил Ной.
— А почему же так прямо и не пишут? — обиженно спросил солдат.
— Послушайте, — сказал Ной, — вы что, собираетесь продержать нас здесь
до конца войны? Мы же замерзаем.
— Ну идите сюда, — смилостивился солдат. — Будьте как дома. Минут через
пятнадцать рассветет, и я вас отправлю на ротный командный пункт. Тут
позади есть траншея, можете там укрыться.
Ной и Бернекер прошли мимо окопа. Солдат бросил им личные знаки и с
любопытством посмотрел на них.
— Ну, как там было? — спросил он.
— Великолепно, — ответил Ной.
— Веселее, чем на дамской вечеринке, — добавил Бернекер.
— Да, уж надо думать, — сказал солдат из Джорджии.
— Послушай, — обратился Ной к Бернекеру, — возьми-ка вот это. — Он
передал Бернекеру свой бумажник. — На обратной стороне фотографии моей
жены — схема. Если я не вернусь через пятнадцать минут, позаботься, чтобы
она попала к начальнику разведки.